Создается впечатление, что к середине 1850-х годов Россия подхватила вирус то ли пацифизма, то ли непротивления злу насилием. А что еще можно подумать, если в разгар Крымской войны Е. М. Феоктистов, отнюдь не отличавшийся любовью к оппозиционным идеям, писал: «Одна мысль, что Николай I выйдет из борьбы победителем, приводила в трепет. Торжество его было бы торжеством системы, которая глубоко оскорбляла лучшие чувства и помыслы... и с каждым днем становилась невыносимее...» В связи с этим хочется заметить, что когда речь заходит о наследстве, оставленном Николаем Павловичем своему преемнику, то чаще всего, и справедливо, говорится о материальных и престижных потерях, которые понесла Россия в Крымской войне.
Однако не менее важно сказать о потерях нравственных и, если можно так выразиться, идеологических. Феоктистов, и далеко не он один, желал Николаю I поражения в войне с Англией и Францией. А России? Для нее, оказывается, это поражение обернется победой, поскольку не Россия, а николаевская система потерпит крах, что даст возможность стране развиваться более свободно и успешно. Иными словами, в первой половине XIX века понятия «государь» и «отечество» разошлись в сознании образованных людей так далеко, что новый монарх мог вновь сблизить их, реально доказав, что он действует только и исключительно на благо [158] всей страны. Благо же — категория достаточно неопределенная, каждое политическое направление, если не каждый человек, имеет о нем собственное представление.
Ляшенко Л.М. Александр II, или История трех одиночеств — М.: Молодая гвардия, 2003
Ну, холопский патриотизм сочинения вполне понятен. Однако тут интереснее другое.
Сейчас читаю другую книгу данного афтара - "Александр II. Победа и трагедия". М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА. 2011. Ну так, ничего особенного, писательская красивая болтология, не выходящая за рамки приемлемого научпопа. Однако данный отрывок там выглядит так:
Скажем, Е. М. Феоктистов, совсем (упаси Бог!) не либерал, записывал в дневнике в самый разгар севастопольской эпопеи: «Одна мысль, что Николай I выйдет из борьбы победителем, приводила в трепет. Торжество его было бы торжеством системы, которая глубоко оскорбляла лучшие чувства и помыслы... и с каждым днем становилась невыносимее». Понятно, что поражения в войне критики режима желали лично Николаю Павловичу, но чего они хотели для России, на что, собственно говоря, надеялись? С их точки зрения, страна должна была только выиграть от этого поражения, поскольку получит возможность развиваться более свободно, а значит, и более успешно (с.107).
А вы жалуетесь, что министры списывают, кхе-кхе... Ну ладно, все-таки нужно отметить, что в книге 2011 г. данный отрывок выглядит намного мягче. Интересно, с чего бы такое изменение? От издательства зависит?
Да и весь настрой всей книги намного умереннее - автор держится всех необходимых основ историзма, никого не ругает, никого не осуждает, даже народовольцев, не стесняется признавать, что революционное напряжение в стране было вызвано объективными обстоятельствами, в том числе и ошибками правительства. Относительно героя книги повествование идет в русле умеренной апологетики. Вот, например, отрывок, где царь признается супруге, что
По свидетельству фрейлин Марии Александровны Тютчевой и Толстой, в том же 1867 г. Александр Николаевич рассказал жене о своей любви к Долгорукой. Императрица, никогда ни с кем никогда не обсуждавшая прежних интрижек мужа, проявила мудрость и на этот раз. Она заявила: "Я прощаю оскорбления, нанесенные мне как монархине, но я не в силах простить тех мук, которые мне причинят как супруге". Мария Александровна сумела направить щекотливую ситуацию в нужное ей русло: не затрагивая династических проблем, касавшихся в России всех и каждого, она сделала упор на чисто личных проблемах, о которых с посторонними, согласно правилам хорошего тона, говорить не принято. Вероятно, не без влияния матери так же старались вести себя и дети императора. Правда, соблюсти приличия удавалось не всем и не всегда.
Цесаревич Александр Александрович, однажды сорвавшись, заявил, что Долгорукая плохо воспитана, ведет себя возмутительно и он не хочет с ней общаться. В ответ Александр II вышел из себя, топал на сына ногами и даже грозил выслать из Петербурга. Когда же супруга наследника престола Мария Федоровна попыталась убедить императора, что ей унизительно встречаться с царской пассией, тот ответил невестке коротко и убедительно: "Попрошу не забываться и помнить, что ты лишь первая из моих подданных!" Надо отметить, что для монарха речь в данном случае шла не только о защите чести любимой женщины, но и о неприкосновенности его личной жизни, что для нашего героя являлось обстоятельством чрезвычайной важности.
Что и говорить, заводить любовницу при навязанной, как и всем царям, жене, и обращаться с семьей как с придворными - весьма важно.
В защиту Александра Николаевича можно признать, что он честно женился на Долгоруковой после смерти первой супруги и любил ее до конца дней. И вообще, был по натуре добряк. У его же потомков с семьей были совсем другие проблемы...
P.S. "В 1860-е все зарубежные наблюдатели отмечали, что Зимнему дворцу удалось действовать успешнее, чем Белому дому в США, где А.Линкольн, отменив рабство, не сумел предотвратить Гражданской войны Севера и Юга" (с.133).
Я, конечно, в курсе, что сторонник постепенного освобождения рабов Линкольн своим восхождением на пост президента фактически дал повод для гражданской войны, но кагбэ отмена рабства случилась уже в разгар военных действий.