Весной 1919 года положение у пана полковника было неважное: храброе воинство его понемногу разбегалось, поддержки населения он не имел. Да и о какой поддержке могла идти речь, если петлюровцы жили за счет того, что грабили население?
Вот в это время Голуб и решил приподнять моральный дух своего воинства. В начале он устроил еврейский погром, описанный Островским в романе, затем разослал /55/ по местечку верховых, от его имени приглашавших жителей на войсковой парад. Не забыл Голуб и про школьников, которые должны были прийти организовано и "с национальным флагом".
Не пойти нельзя было: сразу станет понятно, что не выходим мы демонстративно. Но с каким флагом выходить?
Со дня свержения царя мы считали своим национальным флагом красный, за который сейчас расстреливали на месте. А "национальный украинский флаг" мы никогда не видывали. Это была такая же загадка, как петлюровский герб - трезубец.
Пришлось обратиться за разъяснением к самому Голубу. Это сделал Николай при содействии дочери вокзального буфетчика Паньковского - гимназистки, невесты пана полковника ("Пышногрудая, с ржаными волосами девица", - так описал ее Островский в романе. Через несколько дней после парада Паньковского бежала вместе с Голубом из Шепетовки). Паньковская сообщала, что украинский "жовто-блакитный флаг" состит из двух горизонтальных полос - желтой и голубой.
Но не так-то легко было смастерить "жовто-блакитный": у местных торговцев не нашлось цветной материи. Тогда мы решили выкрасить отдельно в желтый и голубой цвет две полосы белой материи, и Николай раздобыл где-то краску. Он трудился с большим энтузиазмом, можно было подумать, что он работает на революцию.
Я иронически смотрел на него, но он делал вид, что ничего не замечает. В чем дело, я понял только тогда, когда помогавшие в работе ребята ушли и мы остались вдвоем: оказалось, что Островский выкрасил не две, а три полосы - третья была красной.
- Надо взять на парад красный флаг, - сказал он.
Мягко выражаясь, я возражал против его затеи: за красный флаг петлюровцы жестоко расправятся не только с заведующим и с Николаем, но и с учителями и школьниками. Пока я говорил, Коля молчал. Я был уверен, что убедил его. Мы попрощались и разошлись по домам. На следующее утро строем мы пошли на базарную площадь, где должен был состояться парад; в голове колонны шли ученики, а в хвосте - учителя. Коля держал флаг. Помня о нашем вчерашнем разговоре, я с тревогой посматривал на него, но все было в порядке - он нес "жовто-блакитный".
На площади школьники построились по два в ряд. С левого фланга колонны стояли преподаватели во главе с Рожановским, крайним справа был ученический комитет во главе с Николаем. Порядок поддерживали цепи конных и пеших петлюровцев.
Собравшаяся публика грызла семечки в ожидании приезда пана полковника. Потом запыхавшийся верховой прокричал сотнику отряда о приближении Голуба, а вскоре пожаловал и он сам в сопровождении старшин.
Все спешились, была подана команда к парадному маршу.
Когда Рожановский на мгновенье отвлекся от созерцания конного оркестра и петлюровских эскадронов и посмотрел направо, он замер от страха: в руках у Островского был "национальный украинский флаг" с пришитым к нему красным полотнищем. Не заметить его нельзя было. Просто загадка, как Островский смог так быстро прицепить красный флаг. Коля держал флаг высоко и твердо.
Пока Рожановский испуганно переглядывался с учителями, Голуб, стоявший спиной к школьникам, приветствовал свой отряд и желал ему успехов в боях с врагами самостийной Украины. Затем он со свитой сел на лошадей и отбыл в сторону вокзала.
Николай с легким сердцем перенес выговор заведующего и навсегда потерял его доверие...
Как же могло случиться, что инцидент с флагом, который видели сотни людей, сошел Островскому с рук? Ответ прост: Голуб на школьников внимания не обратил - у пана полковника были другие заботы, а кроме него, очевидно, никто не имел ясного представления о "национальном украинском флаге". Может, если бы петлюровцы были более "образованны", мы никогда бы не встретились с Павкой Корчагиным...
Д.Чернопыжский. Так закалялась сталь // Историко-биографический альманах "Прометей", серия ЖЗЛ. М., 1968. Т.6. С.55-56
Чернопыжский был в то время учителем черчения и рисования в Шепетовской гимназии, и знал Николая Островского, который у него обучался. В Прометее целая статья про это на двадцать страниц. Сделать бы целиком, но... для жж многовато. Куда б еще выложить?