А теперь собственно док.
№ 20
С. П. Медведев — В. И. Ленину
24 сентября 1918 г.
Дорогой наш товарищ Ленин!(1)
Сегодня из газет за 19 сент[ября] я узнаю с величайшей радостью, что Вы снова у дел! Что нанесенные Вам раны не угрожают нам возможностью утраты Вас!(2) Что Вы чувствуете себя хорошо! Это последнее обстоятельство и дает мне право написать Вам это посланье.
Целый месяц этому назад Вы послали мне письмо(3) с рядом заслуженных мною упреков в том, что я плохо выполняю и партийный и то/46/варищеский долг, не сообщая Вам о положении дел здесь у нас на фронте вооруженной борьбы. В оправдание мое мне может служить то обстоятельство, что как в тот период, так и теперь я не теряю ни одной минуты на что-либо, не связанное с выполнением мною прямых, непосредственно здесь на месте взятых на себя обязанностей. Этих обязанностей так много, что как я ни стараюсь улучить минуты для выполнения указанных и Вами обязанностей — сделать этого не могу.
Сейчас, будучи горячо обрадован, что Вы опять с нами, я откладываю свои непосредственные обязанности, — чтобы сообщить хоть кратко, что у нас было и что есть.
Я прибыл на чехослов[ацкий] фронт в первых числах августа. После свидания и переговора с комиссаром 1-й армии я принял на себя обязанности комиссара Пензенской Дивизии, куда немедленно и отправился. Дивизия эта продвигается по Сызрано-Вяземской ж[елезной] д[ороге] прямо на Сызрань. С первых же слов и прежнего комиссара Див[изии], и чинов Штаба Див[изии] я убедился, что у нас есть толпы вооруженных людей, а не крепкие воинские части. Побороть при помощи их наемников империализма — нечего было и думать. Из этого вытекала сама собою наша первая задача — сделать все, чтобы превратить эти вооруженные, порою распущенные толпы в воинские части. Зло, которое причиняли эти толпы делу борьбы с чехосл[оваками] и белогвардейцами, прямо неописуемо. Как только при своем приближении они занимали какую-нибудь деревню или село, они вызывали своей неорганизованностью и распущенностью некоторых элементов внутри их величайшее озлобление всего населения. Всякий мало-мальский самостоятельный житель и его дом рассматривался как белогвардейское пристанище и подвергался и явному, и тайному ограблению. Самовольные захваты лошадей, фуража, продуктов питания, обыски в домах и при этом грабеж, пьянство — вот одна сторона обстановки, в которой должны были совершаться военные операции. Другая сторона ее не менее отталкивающа. Во всех этих вооруженных толпах не проявлялось никакого понятия о дисциплине, о подчинении командному составу во время операций. Сам же командный состав настолько оказывался слабым, безвольным, терроризированным немногочисленными, но негодными элементами части, что не он командовал частями, а его части тянули куда хотели. Даже самые стойкие и решительные из них собирались порою прямо бежать, чтоб не нажить себе горя. При наличии этих двух условий, при полном отсутствии аппаратов снабжения или, в лучшем случае, абсолютной беспомощности и неопытности их, при плохом снаряжении транспортными средствами и недостаточной вооруженности — каждую минуту можно было ожидать, что все дело борьбы рухнет безвозвратно. Этот страх не миновал порою и меня — когда я наблюдал расположение частей — в вагонах эшелонов. Стоило только устроить подлыми элементами какую-либо провокацию и эти части, расположенные в вагонах, не остановить бы и на расстоянии 100 верст от места провокации.
В такой обстановке нужны были нечеловеческие усилия, чтобы добиться того, что наблюдается у нас теперь. Я буду рассказывать Вам — тов. Ленин! — уж по порядку. /47/
Одновременно и вместе со мною прибыла партия в 40 чел[овек] наших Петроградск[их] и Московских товарищей, посланных на фронт. Из этой партии мне было предоставлено право выбрать себе необходимое количество товарищей в помощники. Они были выбраны. Вместе со мною прибыли в Дивизию. Слышали печальную повесть о состоянии частей и дали слово, что будут без прекословий исполнять все мои указания, чтобы побороть то величайшее зло, о котором нам поведали.
Тут же все они, в числе 6-ти чел[овек], были назначены, по два чел[овека], в каждую часть, один в качестве комиссара части, другой — его заместителем; тут же каждому из них я постарался выяснить, что и как он должен делать в Полку. И каждый немедля отправился по назначению.
Та обстановка, которую мы застали в частях, я уже описал выше*. Надо было ее побороть. И мы изо дня в день на протяжении месяца — почти без сна, порою не евши — подавляли ее всеми мерами: и словом убеждения, и распространением литературы, и угрозой карать, и самой карой — вплоть до расстрела — за грабеж, за самовольное присвоенье имущества жителей, за спаиванье, торговлю спиртом и пьянство. И эта половина задачи — превратить вооруженные толпы в воинские части — нам удалась сравнительно легко. Стоило нам взяться за очищение части от темного, а иногда и подлого элемента — терроризировавшего всю часть, а, порою, толкавшего ее на провокацию — как мы сейчас же встретили и отклик и помощь со стороны здорового элемента частей. Как ни расшатаны были части в области внутреннего устройства, все же среди них оказалось очень много такого элемента, который с полным сознанием готов отдать свою жизнь за дело нашей общей борьбы. Нужно было только — и не так уж много — со всей беспощадностью изъять подлый, себялюбивый и своекорыстный элемент, чтобы дать обнаружиться здоровому элементу. Словом, эта половина нашей задачи нам скоро удалась. Но гораздо труднее, более того — страшно трудно, наладить положительную сторону задачи. Здесь мы все еще слабы! Части нашей Красной Армии формировались в различных местах и совершенно по-разному. Большая часть из них состоит из добровольцев. Там, где они были сформированы, они несли несложную службу охраны. Никакой военной выучке не подвергались, и поэтому слишком трудно совершать с ними военные операции. Они могут совершать партизанский набег, но чуть только попадут под военный, а не под партизанский огонь — они обнаруживают всю слабость свою и панически бегут от жалкой горстки опытного противника. Убить эту слабость — при соприкосновении с противником — прямо невозможно. Но все же, если бы мы располагали в наших частях действенным, решительным и опытным в военном отношении командным составом, мы сумели бы скоро подчинить часть военному порядку, сделать из нее дисциплинированную, толком снаряженную и вооруженную военную единицу и подчинить ее действия законам войны. К нашему несчастью мы и этим не располагаем. У нас есть некоторое количество честных бывших офицеров. Они знают, что нужно сделать, чтоб превратить нашу борьбу в борьбу военную, но сделать это, по их характеру, им не /48/ дано. Те же из них, кои и могли бы это делать, терроризированы негодным в военном отношении, а часто и в моральном, элементом.
Вот почему — дорогой наш тов. Ленин! — мы до последнего времени очень туго подавались вперед. Мы не представляли в лице наших частей, бывших на фронте, военной силы. И сейчас мы еще очень слабы. У нас нет опытного командного руководства. Наши аппараты снабжения непомерно слабы. Они не знают, где и как можно заготовить все необходимое для довольствия армии. А без удовлетворения самых элементарных ее нужд — а она только на это и претендует — мы не сможем и шагу сделать по пути продвижения — и прочного продвижения — вперед. Чтобы преодолеть все то бесчисленное множество препятствий — какое встречается у нас на каждом шагу, чтобы хоть несколько приблизить наши части к желанному виду — приходится не знать, что такое день и ночь. Целый день приходится иметь дело то с воздействием на часть, чтобы выяснить и устранить беспорядок в деле отравления ею, в ее хозяйстве, то бороться с еще не изжитой распущенностью в ее среде, то невольно вмешиваться и в военное руководство. Наступит ночь — новое дело. В ее темноте военная неопытность, а часто и распущенность, угрожает величайшей опасностью всему7 делу борьбы. Не сумеет охранить себя какая-либо часть — подвергнется нападению, бросит позицию — тогда горе всем остальным. Надо уходить с того места, которым только что с громадными усилиями едва э владели. Надо поверить охранение*.
Все же, как ни трудно, как ни тяжело наше состояние теперь — оно зо сто крат лучше уже, чем было до прибытия в армию тех нескольких :от товарищей, которых послали и Питер и Москва. Все эти товарищи еще мало опытны в деле устроения армии, ее органов, но они понемножку движутся к уменью строить армию. С их прибытием нам требуется умелое руководство их распределением и работой. Сюда нужно было бы повыгнать из центров, главным образом, тех наших товарищей, которые в старой армии были членами армейских комитетов и других более мелких частей. Я по собственному опыту, пройдя в старой армии от члена ротного комитета до председателя армейского комитета громадной 600000-й армии, знаю, что дело организации и руководства действующей армией подвинулось бы значительно вперед, ибо эти товарищи знают — быть может и в несовершенстве, но знают — как были построены различные аппараты по управлению, командованию и снабжению в старой армии. Они смогут толком подсобить, построить эти аппараты и в нашей — Красной Армии. А с созданием всех этих аппаратов в Армии мы приблизим торжество нашего дела. Дорогой наш товарищ Ленин! Подавляющая масса и старой армии была с нами — я это хорошо помню. Но она была с нами без ясного сознанья, что в этом ее спасенье! Теперь не то! В рядах нашей Красной Армии громадное число — сознательно идущих с нами. В этом величайший залог налей уверенности, что мы победим всех наших врагов. Нам необходимо только дать умелое руководство. А мы и этого почему-то никак не можем наладить. У нас еще в центре не видят, что для торжества нашего тела нужно в действующую армию посылать не агитаторов в старом /49/ смысле слова, т. е. человека, который ходит или ездит по собраниям и говорит, и говорит. Нам нужны организаторы, беспрекословные работники, которые прибывали бы сюда не для парламентирования, а для беспрекословных выполнений тех работ и обязанностей, кои будут на них здесь возложены. А то получается нечто несурьезное, посылают для агитации, а по прибытии на место посланному предлагается занять и исполнять обязанности начальника хозяйственной части полка или другого деления армии.
Сейчас у нас нет такого дела, за которое не приходилось бы браться, не как за агитацию, а как за прямое выполнение его. Продвинулась часть вперед — нужно сейчас же помочь восстановить органы местного управления — местные Советы. Помогая им, мы больше помогаем себе. При их содействии мы добываем для части все то, что нам не могут доставить наши органы снабжения. При таком взаимоотношении с местным населением мы получаем самое активное содействие от него во всех наших бедах, которые нас так одолевают в силу нашей военной слабости.
Занимая новую территорию, мы обнаруживаем на ней громадные помещичьи экономии, на которых хлеб уже сжат, сложен на поле в крестцах, и так стоит и гниет, никем не убираемый. Крестьяне убирать боялись — попадет от белогвардейцев. Советские организации разрушены, и нам, политическим комиссарам армии, приходится браться за уборку хлеба. Для всех этих дел нужны люди, и люди не агитации словами, им нужно задавать вопрос не о том «может ли выступать по текущему моменту», а знает ли он, каков был военный и хозяйственный строй в старой армии, знает ли он те новые формы армии, на которых строится наша Красная Армия и знает ли он хоть названия тех предметов, которыми армия содержится, потрудился ли он узнать, как Советское Правительство строит свою Продовольственную политику. Тогда у нас дело пойдет еще лучше, чем оно идет в эти дни. Но нужнее всего те из наших товарищей, кои были, как я уже сказал, в Армейских Комитетах старой Армии. У нас упорядочение дел в маленькой части обгоняет упорядочение дел по командованию, управлению и снабжению в Центрах Армии.
У нас сейчас много сил, очень много по сравнению с врагами! Но у нас одна беда. Фронтовое управление еще не управляет армиями. Они еще не повинуются его веленьям. Они действуют каждая порознь от другой, а происходит это потому, что еще не чувствуют они на себе силы фронтового управления — оно еще слабо, оно еще не подчинило их своему воздействию в силу слабой организованности. То же самое приходится сказать об Армии по отношению к Дивизиям, которые ее составляют. Но и эти последние так же слабы по отношению к полкам.
Без крепких, налаженных органов командования, управления и снабжения Армии мы еще очень долго будем вынуждены воевать без желанных результатов. На каждом шагу мы это испытываем. Правда и то, что с каждым днем мы подаемся к организованности. Теперь мы можем уже вести операции если не целой Армией, то все же 2/3-тями ее сразу. А это уже много по сравнению с тем, что было. И обещает нам еще больше, потому что действует ободряюще на части. Внушает больше уверенности в свои силы каждой части. /50/
Сейчас мы очень заняты подготовительными операциями ко взятию Сызрани. Она висит уже на волоске. Взятие Сызрани окончательно откроет нам дорогу на Самару, Уфу, Оренбург и дальше. Может быть не сразу. Может быть и с отступлением — в войне ведь это не менее часто, чем и в обыденной жизни — но мы научимся побеждать и не сегодня, так завтра, не завтра — послезавтра, но победим.
Дорогой наш товарищ Ленин!
С того момента, как Вы опять в строю, у нас удесятерились наши силы. И они будут приумножаться в той же мере, в какой Вы будете эправляться от нанесенных Вам ран. И к тому моменту, когда мы услышим, что Вы окончательно оправились, мы будем полны новых сил и победим наших врагов. Примите же от нас это желание и дайте нам как можно скорее этих новых сил.
В. Политический Комиссар 1-й армии Медведев.
24 сентября 1918 г.
РЦХИДНИ. Ф. 5. On. 1. Д. 3073. Л. 1-17. Автограф.
Примечания:
1. Письмо отправлено с Восточного фронта (из под Сызрани) в Москву.
2. См. примечание 1 к документу № 19.
3. Речь идет о письме Ленина Медведеву от 21 августа 1918 г.: «Тов. Медведев! Товарищ Бош рассказала мне про Ваше свидание на фронте, про положение дел на фронте и про Ваши сомнения. Вы-де уверены были, что можно и должно взять Сызрань, но не хотели писать сюда. Если это так, то Вы неправы, комиссар на то и поставлен, чтобы жаловаться. Непременно пишите (и телеграфируйте) мне обо всем и чаще. Вы ни разу ни строчки. Нехорошо. Непартийно и неисполнение государственного Вашего долга! Ей-ей, нехорошо. Привет! Ваш Ленин» (Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 163-164).
Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927 гг. М., РОССПЭН, 1997. С.46-51
В следующий раз отсканю все доки из книги относитель баттла Сталина/Троцкий, Царицынского конфликта и т.д. Там мно-о-о-го показательного на эту тему, очень мно-ого.
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.