Предыстория интервенции. Часть 1
Взял: М.И.Светачев. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1922). Новосибирск, 1983. Думал, туфта какая? Оказалось, не совсем, для 1983 года довольно-таки прилично. Особенно почему-то там тема китайских интервентов раскрыта. Я, например, не знал, что китайская бригада в марте-апреле 1920 г. занимала Троицкосавск по договоренности с семеновцами.
Раз уж под рукой, отсканировал самый информативный раздел - первую главу, о предыстории интервенции: с.11-39. Как все начиналось и т.п., чтобы было приблизительно понятно, какие тогда были у Антанты в отношении нас планы. Источники прикрепить, правда, поленился, но они там в большинстве иностранные.
Правящие круги империалистических держав довольно быстро осознали пролетарский характер Октябрьского переворота в России и стали рассматривать большевиков как своих злейших врагов. В их среде начали раздаваться призывы к немедленному антисоветскому походу. Однако большинство руководителей стран Антанты и США понимали нереальность подобных предложений в тех условиях: разгар первой мировой войны, отсутствие у Антанты резервов воинских частей, подъем революционного движения на Западе. Приходилось также опасаться возможного роста патриотических чувств у русского народа в случае открытого нашествия чужеземцев, его сплочения вокруг большевиков, давших трудящимся мир и землю.
По указанным причинам официальные лица в странах Антанты и США на первых порах воздерживались от открытых антисоветских деклараций, скрывали от общественности контрреволюционные намерения и приготовления. 22 ноября 1917 г.(1) Лондон предостерег союзные правительства, что «любой открытый шаг против большевиков может укрепить их решимость заключить мир и быть использован для возбуждения антипатий к союзникам в России, что сорвало бы наши планы». Э. Хауз, советник американского президента, согласился с данным предложением, так как сам был озабочен возможными последствиями антисоветских выпадов в США. 28 ноября он порекомендовал президенту Вильсону изменить в своих выступлениях форму выражения антибольшевистских чувств (2). Эту особенность тактики империалистов сразу отметили дипломатические представители буржуазного /11/ Временного правительства в союзных странах и отнеслись к ней с полным пониманием (3).
Тактическая линия империалистических держав в отношении русской революции определялась поисками таких способов удушения ее, которые не привели бы к ослаблению позиций Антанты на антигерманском фронте, не вызвали революционного взрыва в союзных странах, не скомпрометировали пропагандистские доктрины о «праве каждого народа распоряжаться собственной судьбой и своими делами», употреблявшиеся буржуазией Антанты и США.
Сказывалось и то, что в первое время шансы Советской власти на победу расценивались на Западе крайне низко. Как отмечал В. И. Ленин, в октябре 1917 г. империалисты «...считали нашу республику курьезом, на которую не стоило обращать внимания» (4). Они полагали, что Керенский и преданные ему войска легко расправятся с «анархией» в Петрограде и быстро восстановят порядок. После провала заговора Керенского — Краснова западные руководители надеялись на возможность ограничения революции пределами столицы, в худшем случае — Центральной России, или на удушение ее контрреволюционными силами, имевшимися в Южной России. Планы борьбы с Советской властью, разрабатывавшиеся Парижем, Лондоном, Вашингтоном и Римом в ноябре — декабре 1917 г., основывались на использовании прежде всего этих сил (5).
Большое значение в планах империалистических держав отводилось Сибири и Дальнему Востоку как важному антисоветскому плацдарму.
Не получив от Октябрьской революции радикального улучшения своего положения, сибирское крестьянство не сразу поддержало Советскую власть. «Мы не могли дать крестьянам в Сибири того, что дала им революция в России,— отмечал В. И. Ленин.— В Сибири крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там ее не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам» (6). Кроме того, зажиточное сибирское крестьянство, имевшее большие излишки продовольствия, враждебно отнеслось к вынужденным реквизициям хлеба. «Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там,— говорил В. И. Ленин,— где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым /12/ ценам» (7). На выборах в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. сибирские крестьяне отдали эсеровской партии 75% своих голосов (8). Это создавало благоприятные возможности для формирования здесь контрреволюционных сил.
Определенную роль играла удаленность Сибири от крупнейших пролетарских центров, малочисленность ее рабочего класса. Значительная часть рабочих была рассеяна по предприятиям кустарного типа и имела слабо развитое пролетарское самосознание, являясь благоприятной средой для оппортунизма.
Значительный удельный вес имело в Сибири казачье население (по данным 1916 г. его численность составляла 533 тыс. чел.) (9) с его сильной кулацкой прослойкой, много-численными сословными предрассудками. В. И. Ленин характеризовал казачество как «слой населения из богатых, мелких или средних землевладельцев..., сохранивших особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта». Он еще в сентябре 1917 г. предсказывал, что в казачьих районах «...можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи» (10).
Необходимо учесть и то, что после октября 1917 г. в Сибирь бежало много помещиков, капиталистов, чиновников, офицеров, ненавидевших Советскую власть. В их лице Сибирь получила готовые кадры создателей и участников контрреволюционных организаций.
Имея в виду указанные обстоятельства, правящие круги стран Антанты и США рассчитывали, что на территорию Сибири революция не распространится. Заместитель министра иностранных дел Англии Р. Сесиль, разъясняя послу в Петрограде Д. Бьюкенену смысл англо-французского соглашения от 23 декабря 1917 г. в отношении Южной России, указывал, что принципы, лежащие в его основе, будут применяться и в отношении Сибири (11). (Речь шла об организации сопротивления большевикам с использованием русских контингентов.) В связи с этим их интересовали все виды антибольшевизма, существовавшие на территории от Урала до Тихого океана, в особенности движение за автономию Сибири (12), казачьи войска и белогвардейская эмиграция в Маньчжурии.
В движении сибирских автономистов к осени 1917 г. руководящую роль стали играть эсеры, взявшие на вооружение идеи областничества с целью отрыва Сибири /13/ от России, недопущения победы революции и создания на ее территории плацдарма для борьбы против Советской власти. По признанию видного областника И. Серебренникова, после Октября «многие организации края, в том числе даже революционно-демократические (эсеровские — М. С.), стали искать в областничестве путей и средств к тому, чтобы избежать водворения в Сибири Советской власти»; они смотрели на областные учреждения как на опорные пункты для борьбы с революцией, причем некоторые из них выступали и за полное отделение Сибири от России (13). Указанной цели были посвящены областнические съезды, проходившие в Томске в октябре и декабре 1917 г., которые должны были провозгласить автономную сибирскую власть. На декабрьском съезде такая власть была создана в лице Временного Сибирского областного совета во главе с основателем движения, известным этнографом и путешественником Г. Н. Потаниным.
Нa первом заседании совета 29 декабря 1917 г. было решено созвать Сибирскую областную думу и приступить к созданию контрреволюционных органов власти на местах. Совет учредил во всех крупных и некоторых мелких городах свои политические эмиссариаты для организации вооруженных антисоветских отрядов. В январе 1918 г. автономисты выступили с заявлениями о непризнании Советской власти и ее декретов, о лояльности к союзникам и «легальным элементам русского правительства» (т. е. к Учредительному собранию), о намерении установить тесные контакты со странами Антанты, а также с Доном, Украиной и другими контрреволюционными очагами (14).
Активность сибирской контрреволюции не осталась незамеченной. «Сибирь...планирует создание сепаратного правительства,— сообщал посол США в России Д. Фрэнсис. — ...Сибирь настроена в пользу умеренных социалистов, но против большевиков. Сибирь — лучшая надежда России... Следует послать нашего представителя на заседания Сибирского Учредительного собрания» (15). Руководство Антанты сразу обратило внимание на действия областников. «Ввиду большого интереса, вызываемого здесь (в Париже.— М. С.) вопросом о возможности удержания Сибирской железной дороги в руках, верных союзникам,— телеграфировал Маклаков Кудашеву,— прошу сообщить: кто входит в состав Сибирского правительства; где оно находится; какого оно направления; в какой степени оно признается в стране?» (16) /14/
Этот интерес вскоре выразился в практических действиях. В январе 1918 г. в Томск прибыл член французской военной миссии миссии в России майор Ж. Питон, чтобы на месте получить ответ на интересующие Париж вопросы. К тому времени Потанин вышел из состава Сибирского правительства в знак протеста против отказа эсеров сотрудничать с крупной буржуазией (из демагогических соображений эсеры лицемерно высказывались против допуска буржуазии как в «правительство революционных социалистов», так и в состав будущей Сибирской думы), и новым его руководителем стал правый эсер П. Дербер. Пишону удалось быстро завоевать их доверие и договориться о расширении социального состава кабинета за счет биржевых элементов. В докладе, направленном Пишоном своему начальнику генералу Нисселю, с удовлетворением отмечалось, что «правительством» все комиссии организованы, их присутственные места работают, эмиссары регулярно выезжают, пропаганда ведется без перебоев, и в каждом городе оно имеет свою организацию. Но майора смущало отсутствие у «правительства» войск, па которые оно могло бы опереться. К тому времени рухнули надежды на приход с фронта надежных сибирских частей (17). Прибытие в Томск уссурийских и забайкальских казаков признавалось маловероятным. Тогда Дербер и Пишон решили, что «правительство» переедет в Читу (под защиту казаков), союзники־ помогут ему организовать на территории Китая свою армию.
В целом ՛Питон уверовал в способность Сибирского «правительства» захватить власть. «Есть серьезные шансы,— уверял он.— Крупные шансы заключаются в том, что в Сибири нет армии (советской - М.С.)... При данном состоянии большевистских сил в Сибири можно с хорошо дисциплинированной дивизией отвоевать всю железную дорогу до Омска, и никто не заберет ее обратно. В самом худшем случае можно потерять Центральную Сибирь, но Забайкалье и Иркутск всегда моя но будет удержать, и дажe без больших усилий, а это уже что-нибудь да стоит», в февраля Питон и Дербер приняли решение об открытии 15 февраля сессии Сибирской думы независимо от того, прибудут войска или нет. Был составлен план проведения сессии Думы, в соответствии с которым намечалось дискуссий не устраивать, провести выборы «правительства» и разъехаться. Таким путем предпола/15/галось придать правительству видимость законности, а также «узаконить» другие вопросы автономии (18).
Антисоветская деятельность эсеров и меньшевиков, прикрывающаяся лозунгом автономной Сибири, не принесла успеха. Трудящиеся не поддержали чуждую им идею автономии. В то же время соглашатели, чтобы не оттолкнуть от себя рабочих и крестьян, боялись открыто заявить о своем стремлении к восстановлению капитализма, высказывались против допуска буржуазии в Думу, твердили о своем стремлении установить в Сибири власть «демократическую» и «социалистическую». В связи с этим контрреволюционная буржуазия и офицерство с недоверием и враждебностью отнеслись к ним. В итоге все надежды мелкобуржуазной контрреволюции, связанные с созывом Думы и провозглашением автономной Сибири, не оправдались (19).
В те дни, когда Пишон помогал сибирским эсерам в создании контрреволюционного правительства, английские представители развернули работу по собиранию антисоветских сил на Дальнем Востоке. Там, как и в Южной России, их в первую очередь интересовало казачество. Выполняя указания, полученные из Лондона, майор Данлоп призывал казаков к борьбе против Советской власти и обещал за это щедрую помощь (20). К тому времени в антисоветских кругах приобрел известность забайкальский контрреволюционный отряд, возглавлявшийся есаулом Г. Семеновым (вскоре реакционная казачья верхушка преподнесла ему звание атамана). В середине января 1918 г. Семенов вступил в переговоры с союзными представителями в Харбине и Пекине, обещая при помощи с их стороны вооружением захватить Забайкалье, блокировать Приморье и Приамурье, а затем поставить свой отряд под начало какого-либо известного русского военачальника, чтобы тот повел его на захват Иркутска, Красноярска и последующее соединение с Дутовым и Калединым, с попутным уничтожением Советской власти в Сибири (21).
Дипломатические представители Англии и Франции в Китае высказались в пользу Семенова. Их рекомендации были благосклонно встречены в союзных столицах. Лондон раньше всех уведомил своего посланника Джордана о намерении предоставить есаулу оружие и снаряжение, а 6 февраля английский МИД предложил госдепартаменту США принять участие в поддержке Семенова, полагая /16/ необходимым помочь «любому чисто "русскому движению" лидеры которого будут "действовать энергично". Одновременно к Семенову был направлен английский майор Денни для оказания на белогвардейцев соответствующего влияния (22).
Приняв решение о поддержке Семенова, английское правительство сразу поставило вопрос о продвижении его отряда к Томску, т. е. об оказании им помощи Сибирскому «правительству», о которой вели речь Дербер и Пишон. Правительство Франции также выразило согласие помогать есаулу (23).
С помощью майора Данлопа велась также подготовка к выступлению уссурийских казаков под началом атамана Калмыкова. В середине февраля был разработан план за-хвата Южного Приморья с последующим образованием там сепаратного режима. Калмыкову были обещаны субсидия в 2 млн. руб. в год и разнообразное оружие (24).
Таким образом, Англия и Франция развернули активную антисоветскую деятельность как в других районах России, так и в Сибири и на Дальнем Востоке, выступив инициаторами сплочения контрреволюционных сил и oпeредив в этом деле даже японцев. Однако присутствие последних на Дальнем Востоке, наличие у них собственных планов усложнили задачу, которую решала англо-французская агентура.
Правящие круги Японии еще в ноябре 1917 г. разработали план создания силами «умеренных» антибольшевистских элементов на русском Дальнем Востоке «автономного режима». В начале января 1918 г. для выявления указанных элементов в Приморье были направлены начальник разведывательного отдела генштаба генерал Накашима и подполковник Сакабе. Прибыв на русский Дальний Восток, они быстро сблизились с бывшими царскими офицерами и казачьей верхушкой. Симпатии японцев были на стороне правых контрреволюционных группировок и казачества, которых они старались превратить в орудие своей политики. Не смущаясь тем, что майор Данлоп их опередил, они развили активную деятельность среди казачьей верхушки, участников подпольных офицерских организаций и контрреволюционных эмигрантов в Маньчжурии. К семеновскому отряду был прикомандирован подполковник Куросава. Тот вскоре сообщил о хороших шансах Семенова. Его силы, считал Куросава, явятся тем /17/ ядром, вокруг которого можно будет объединить все «умеренные элементы» на Дальнем Востоке, и намекал, что если Япония поможет Семенову в начале предприятия, то в дальнейшем он всецело будет зависеть от нее. Аналогич-ное мнение высказывал и японский консул в Харбине Сато. Эти рекомендации в Токио учли и уже в середине февраля Семенову было выделено значительное количество оружия, военного снаряжения, к нему также были направлены японские военные инструкторы (25).
Пока велись переговоры и заключались соглашения с казачьими атаманами, в Харбине создавался так называемый Дальневосточный комитет активной защиты Poдины и Учредительного собрания, в котором объединились представители различных контрреволюционных партий от правых монархистов до левых кадетов, бежавшие из России. Руководящую роль в нем вскоре стали играть управляющий КВЖД генерал Д.Л.Хорват, крупный капиталист А.И. Путилов и адмирал А. В. Колчак. Комитет ставил своей задачей организацию антисоветских вооруженных сил и создание временного контрреволюционного правительства, опирающегося на казачество, буржуазию и военщину.
В стане харбинской эмиграции существовали серьезные разногласия как по вопросу о формах антисоветской борьбы, так и о персональном составе будущих органов власти. Эти разногласия были порождены и неоднородным составом эмиграции, и личным честолюбием ее деятелей, и происками агентуры иностранных держав, стремившейся поставить во главе движения «своих» людей. Наибольшую активность развили представители Японии и Англии, пытавшиеся подчинить контрреволюционеров своему влиянию. Прибывший в Харбин генерал Накашима стал проводить курс на объединение всех антисоветских отрядов под руководством Дальневосточного комитета и на создание правительства во главе с Хорватом. Последний 15 марта сообщил японцам о своем согласии возглавить дальневосточное контрреволюционное правительство (26). Английская агентура стремилась объединить разрозненные отряды белогвардейцев под главенством Колчака, поступившего в декабре 1917 г. на службу в британскую армию (27).
В такой обстановке в Харбине появились чины Временного правительства автономной Сибири (ВПАС), отпра/18/вившиеся на восток искать поддержку у союзников. Они сразу обнаружили стремление утвердиться в качестве единственной и "законной" всесибирской власти. Для переговоров с союзными посланниками в Пекин выехали Устругов и Стааль; во Владивосток для переговоров с адмиралом О.Найтом, командующим Тихоокеанским флотом США, и установления тесных контактов с приморскими контрреволюционными организациями были направлены Захаров, Тибер-Петров, Юдин, Колобов и Краковецкий; в Харбине остались Дербер, Моравский и Жернаков.
В ходе переговоров Дербер пытался заинтересовать союзников планом создания в полосе КВЖД добровольческих отрядов с последующей их переброской морем им Владивосток для свержения Советской власти. Тем самым центр событий был бы перенесен в Приморье, где эсеры пользовались значительным влиянием и где под прикрытием иностранных боевых кораблей ВПАС надеялось быстро сформировать добровольческую армию и осуществить поход против большевиков по всей Сибири (28).
Однако контрреволюционная эмиграция в Маньчжурии, среди которой преобладали представители правых партий, считавшие эсеров главными виновниками Октябрьского переворота, наотрез отказалась от сотрудничества с группировкой Дербера. Да и союзные посланники в Пекине, предпочитавшие иметь дело с реальной силой, отклонили все их притязания на лидирующее положение.
В начале апреля 1918 г. на совещании союзных посланников в Пекине было принято решение о поддержке opгaнизации Хорвата и сосредоточении в его руках всей помощи, направлявшейся белогвардейцам. По настоянию китайского правительства Хорват и его покровители воздерживались от открытого провозглашения русской контр-революционной власти на территории Маньчжурии. Поскольку китайские Войска контролировали зону КВЖД и оба выхода дороги к территории России, мнением Пекина не следовало пренебрегать. Поэтому Хорват, Путилов и Колчак решили создать правительство под видом нового правления КВЖД, а белогвардейские отряды преобразовать в охрану дороги, подчиненную Хорвату и правлению. В качестве ближайшей задачи было намечено сформировать вооруженные силы, достаточные для захвата Владивостока и ст. Карымской, после этого вторгнуться на тер/19/риторию России и там открыто провозгласить правительство Хорвата (29).
Указанные вопросы обсуждались на совещании с участием Хорвата, Кудашева, Колчака, правления Русско-Азиатского банка и Общества КВЖД, проходившем в Пекине с 18 апреля по 3 мая 1918 г. Под видом нового прав-ления КВЖД на нем было создано правительство Хорвата, в котором военное ведомство возглавил Колчак, финансовое — Путилов, путей сообщения — У стругов (покинувший Дербера). Участники совещания сошлись во мнении, что Колчак является человеком, способным сплотить воедино разрозненные белогвардейские отряды и с их помощью утвердить в Сибири новое «правительство» (30).
Осуществление намеченной программы с самого начала ставилось в зависимость от помощи союзников. 30 апреля Кудашев, Хорват и Колчак заявили посланникам, что собираются обратиться за поддержкой к их правительствам, что штаб Колчака предполагает осуществить вторжение в Забайкалье и Приморье, а затем белогвардейские войска, двигаясь двумя встречными колоннами вдоль железной дороги, сокрушат большевистские силы на всей территории русского Дальнего Востока. Для осуществления указанной операции, по расчетам Колчака, должно было потребоваться 17 тыс. штыков и сабель. Набрать их предполагалось из добровольцев (31).
Указанные планы встретили на первых порах полное одобрение правящих кругов Англии, Франции и Японии, решивших предоставить Хорвату денежную и материальную поддержку (32).
Среди американских представителей в Китае не было единого мнения о правительстве Хорвата. Если консул в Харбине Мозер высказывался о нем с симпатией и даже советовал предоставить ему помощь, то посланник Рейнш полагал, что у таких реакционеров, как Хорват и Колчак, нет шансов на успех. Русский отдел госдепартамента США также считал, что комбинация, составленная в Пекине, не может рассчитывать на поддержку сибирской «общественности» (33). Разумеется, дело заключалось не столько в реакционности Хорвата и Колчака, сколько в том, что из их организации были исключены эсеры-автономисты, выступавшие за сотрудничество с Америкой. Содействовать же англо-франко-японской агентуре, каковой являлось «правительство» Хорвата, для Вашингтона не име/20/ло смысла. Поэтому американское правительство отказалось поддержать указанную группировку.
Таким образом, и на Дальнем Востоке сплочение сил контрреволюции происходило при активной поддержке извне, там тоже шел процесс образования тесного союза между белогвардейцами и иностранными империалистами, в ходе которого буржуазно-помещичьи круги России подчинялись воле стран Антанты. «...Буржуазия в России,— говорил В. И. Ленин корреспонденту газеты «Дейли Ньюс» А. Рансому 23 марта 1918 г.,— достаточно уже ясно показала, что может держаться у власти лишь при помощи извне» (34).
Однако сибирской и дальневосточной буржуазии не удалось в тот период собрать для борьбы против Советской власти сколько-нибудь значительных сил. Крах автономистов, поражение Семенова, Гамова и Калмыкова показали, что борьба с большевиками силами одной внутренней контрреволюции не могла принести успеха. Вставал вопрос об активной военной помощи ей со стороны империалистических держав, о проведении вооруженной интервенции.
2. ПОДГОТОВКА ВТОРЖЕНИЯ
Вооруженную интервенцию в Сибири и на Дальнем Востоке Англия и Франция начали планировать с ноября 1917 г. Английское правительство уже тогда привело в состояние боевой готовности свои войска в Гонконге в предположении направить их во Владивосток (35). Но главные расчеты Лондона и Парижа связывались с использованием войск США и Японии, которые должны были предотвратить победу Советской власти в Сибири, оккупировать Транссибирскую магистраль и установить прямую связь с южнороссийской контрреволюцией. Такая идея содержалась в плане, разработанном начальником французского генштаба Ф. Фошем и представленном на рассмотрение межсоюзнической конференции в Париже (29 ноября — 3 декабря 1917 г.). Вопрос о совместном американо-японском вторжении в Сибирь обсуждался 7 декабря на заседании британского кабинета министров, а 14 декабря английский посол в Токио К. Грин совещался с японским министром иностранных дел И. Мотоно по поводу тех мер, которые /21/ должны быть осуществлены в целях установления союзного контроля над Транссибирской железной дорогой (36).
Следовательно, вторжение в Сибирь с самого начала призвано было сыграть решающую роль в успехе антисоветского предприятия, затевавшегося в Южной России. Планируя его, Англия и Франция стремились организовать дело так, чтобы США и Япония не смогли извлечь большой выгоды для себя, в ущерб их интересам. Они предлагали, чтобы американо-японские войска оккупировали железную дорогу от Владивостока до Челябинска, т. е. до чрезвычайности растянули коммуникации и удалились от сфер своих главных интересов (русский Дальний Восток и Китай), чтобы действовали они сообща, не порознь (и следили бы друг за другом, к выгоде Англии и Франции). Иначе говоря, Лондон и Париж не собирались отдавать Сибирь в бесконтрольное распоряжение США и Японии.
Указанная тенденция проявилась в самом начале пере-говоров об интервенции. В частности, в британских воен־ных кругах высказывалось мнение, что интервенция в Сибири должна послужить упрочению английского влияния в Азии. В меморандуме, составленном генералом Веджвудом и направленном 12 декабря 1917 г. Сесилю, провозглашалось необходимым отделение Сибири от России и образование там «самостоятельного» государства. Правительство последнего, указывал Веджвуд, чтобы удержаться у власти, неминуемо обратится за иностранной помощью, следовательно, Англии будет нетрудно осуществить меры, гарантирующие «независимость» Сибири, что, по мнению генерала, в высшей степени важно для будущей «мировой гегемонии» Великобритании (37).
Исходя из таких соображений, руководители английского МИДа внушали японскому послу в Лондоне Тинде мысль о нежелательности односторонней акции со стороны Японии и необходимости предварительных консультаций с США. По-видимому, англичане проявили при этом чрезмерную настойчивость, потому что посол, не сдержавшись, выразил «удивление по поводу того, что Япония должна действовать совместно с Америкой», и заявил, что рано или поздно она выступит самостоятельно, не спрашивая ничьего согласия. Примечательно, что английский министр иностранных дел А. Бальфур тотчас известил Лансинга о заявлении Тинды, осведомившись при этом, /22/ как правительство США намерено отнестись к вероятной односторонней акции Японии. В результате между Лансингом и специальным представителем Японии К. Исии произошло объяснение, в ходе которого последнему долго пришлось доказывать, что у его правительства нет подобных намерений (38). Следовательно, английская дипломатия не упустила возможности подогреть давние японо-американские противоречия, надеясь с их помощью не позволить ни одному из соперников приобрести решающее влияние в делах Сибири (39).
Британское руководство весьма опасалось своего дальневосточного союзника, проявлявшего большую активность. Постоянный помощник министра иностранных дел Ч. Гардинг предостерегал: «Если японцы начнут интервенцию по своей инициативе, без согласия других держав, то они будут действовать в угоду своим интересам и к концу войны нам придется рассматривать Сибирь как их колонию». Сесиль также считал, что вступление больших японских сил в Сибирь таит в себе «глобальную опасность». Подобный шаг, утверждал он, будет означать установление там японского господства и серьезное осложнение международной обстановки, поскольку в итоге Япония станет самой большой азиатской державой и приобретет господствующее положение в Китае (40).
Франция со своей стороны также не выразила готовности поощрять любую форму японской интервенции. Министр иностранных дел С. Питон сообщил, что его правительство допускает возможность самостоятельных действий Японии при условии, если союзники сочтут их желательными. Но японская акция, подчеркнул министр, должна быть предварена изданием декларации о временном характере такой меры (41).
Правительственные и военные круги Японии быстро разгадали замысел Англии и Франции и решили не соглашаться на их условия. Еще в ноябре 1917 г., накануне межсоюзнической конференции в Париже, японские представители, направленные для участия в ней, получили на этот счет ясные указания. Во время дискуссий по внешнеполитическим вопросам, проходивших в Токио в ноябре — декабре 1917 г., военное руководство прямо заявляло, что Англия и Франция хотят отвлечь внимание Японии от ее интересов в Восточной Азии, что не следует соглашаться на подобную экспедицию и добровольно отказываться от /23/ Китая. Японский МИД, возглавляющийся ярым интервенционистом И. Мотоно, также был против продвижения войск за пределы Маньчжурии и русского Дальнего Вое-тока. В целом все представители правящих кругов Японии заявляли о необходимости воспользоваться событиями в Европе для осуществления собственных экспансионистских целей в Восточной Азии. Разногласия выявились лишь по вопросу о способах решения данной задачи. Премьер Тераути, военный министр Осима, начальник генштаба Уехара, а также Мотоно считали, что действовать следует немедленно, не считаясь с мнением союзников. Другие же деятели администрации — Макино, Сидеxapa, Гото и ряд других лиц — энергично возражали против этого, опасаясь большой войны с Россией и обострения отношений с Америкой. На данном этапе дискуссии возобладало мнение сторонников интервенции вместе с США. В итоге Япония отказалась от роли исполнительницы предначертаний Лондона и Парижа, воздержавшись в то же время и от односторонних действий (42).
Не поддержали англо-французских планов и правящие круги США. При этом они руководствовались не только стремлением не допустить усиления в Сибири постороннего влияния, но и убеждением в том, что лучшим способом борьбы с революцией является использование бело-гвардейцев с предоставлением им помощи со стороны союзников. Приход же иностранных войск, утверждали они, может привести к сплочению русских вокруг большевиков и к мощному сопротивлению нашествию чужеземцев, что грозило бы империалистам большой войной и разоблачением антисоветского характера их политики (43).
Не добившись цели дипломатическими средствами, английское правительство 1 января 1918 г. решило направить из Гонконга во Владивосток крейсер «Суффолк» с двумя ротами солдат на борту и в тот же день известило об этом Токио и Вашингтон. Этот шаг был рассчитан на то, что японцы, узнав о «Суффолке», немедленно пошлют во Владивосток свои корабли, а за ними последуют американцы. Приход союзных кораблей был задуман также для воодушевления внутренней контрреволюции и недопущения выхода Советов к берегам Тихого океана (44).
Как и ожидалось, решение Англии вызвало в Токио большое беспокойство, следствием чего явилась отправка во Владивосток двух японских кораблей. 12 января, на /24/ два дня раньше «Суффолка», быстроходный крейсер «Ивами» прибыл во Владивосток. В тот же день японский консул Кикучи известил местные власти, что корабли направлены с целью «защиты» подданных империи. В ответ исполком Владивостокского Совета и городская дума заявили протест, указав, что иностранным подданным здесь ничто не угрожает, что местные власти «вполне обеспечивают в городе должный порядок». Наркоминдел РСФСР в ноте послу Японии указал, что корабли вошли в порт без предварительного предупреждения, и потребовал сообщить точные причины и цели действия японского правительства. Последнее ответило в том смысле, что присутствие во Владивостоке японских кораблей, «наравне с судами других союзных держав, вполне естественно для настоящего времени» (45).
Вооруженная демонстрация у берегов Приморья действительно была вполне «естественным» для империалистов делом, ибо накануне III съезд Советов Дальнего Востока провозгласил переход власти в руки трудящихся по всему краю. Приход англо-японских кораблей призван был парализовать процесс советизации. В секретных инструкциях, полученных командиром японских кораблей адмиралом Като Хиробару, указывалось, что данная мера предпринимается с целью демонстрации могущества Японии, оказания нажима на большевиков и последующей ликвидации их власти на Дальнем Востоке. Като был предупрежден, что Япония пока не в состоянии принять активные меры (по причине разногласий в правительстве и отсутствия договоренности с союзниками.— М. С.), что он должен действовать осторожно и стараться подавить большевиков посредством «молчаливого нажима» (46). Догадываясь об этом, Советское правительство предписывало местным органам власти проявлять бдительность и соблюдать осторожность. «Относительно Японии, — говорилось в инструкции Наркоминдел а РСФСР международным отделам краевых Совдепов от 22 февраля 1918 г.— надлежит помнить о совершенно определенных захватных стремлениях нынешнего наиболее реакционного в новейшей истории Японии правительства. Следует зорко наблюдать за всякими попытками японцев, хотя бы путем провокаций, вмешиваться в наши внутренние дела...» (47)
Отправка кораблей во Владивосток подхлестнула ярых /25/ интервенционистов в Японии. 11 и 14 января Мотоно направил Англии две ноты, в которых настаивал на не-зависимой от союзников акции. В беседе с бывшим российским послом Крупенским он признался, что только из-за противодействия со стороны других держав японцы до сих пор не выступили против большевиков, что вскоре они непременно высадят десант, как только позволят «местные условия», что Япония готова пренебречь мнением союзников (48). Англичане знали о намерениях японцев, это вызвало у них большую озабоченность, и они все настойчивее стали изыскивать способы нейтрализации попыток односторонних действий Японии. «Японцы не говорят нам о своих намерениях,— жаловался Сесиль,— они бывают крайне недовольны, если какая-либо из держав предлагает свои услуги (в проведении интервенции.— М.С.)»(49)
Вашингтон, в свою очередь, внимательно следил за действиями Англии и Японии. Некоторые деятели американской администрации предлагали предупредить обе державы о нежелательности прямолинейных действий и необходимости предварительного согласования их с Америкой. Военно-морской министр Дэниельс, например, рекомендовал указать Японии на ошибочность ее шага, поскольку он мог создать впечатление, что союзники хотят оккупировать русскую территорию. Министр предлагал послать во Владивосток крейсер «Бруклин», чтобы «подкрепить» аргументы Вашингтона. Такого же мнения был консул во Владивостоке Колдуэлл, тогда как адмирал Найт возражал из опасения, что русские заподозрят американцев в сговоре с японцами, отчего «пострадает престиж» США. Лансинг, со своей стороны, просил президента рассмотреть вопрос о возможности прямого противодействия большевикам, хотя и продолжал считаться с необходимостью маскировать антисоветский характер политики США. Вильсон тоже полагал, что Япония направляла события в нежелательное для Америки русло. По настоянию президента японцам была послана нота, гласившая, что интересы всех держав требуют сохранения «дружественных отношений с русским народом» и что любое действие, направленное на оккупацию русской территории, вызовет в России всеобщую вражду к союзникам. Одновременно было решено послать во Владивосток крейсер «Бруклин» (50)./26/
Раз уж под рукой, отсканировал самый информативный раздел - первую главу, о предыстории интервенции: с.11-39. Как все начиналось и т.п., чтобы было приблизительно понятно, какие тогда были у Антанты в отношении нас планы. Источники прикрепить, правда, поленился, но они там в большинстве иностранные.
Правящие круги империалистических держав довольно быстро осознали пролетарский характер Октябрьского переворота в России и стали рассматривать большевиков как своих злейших врагов. В их среде начали раздаваться призывы к немедленному антисоветскому походу. Однако большинство руководителей стран Антанты и США понимали нереальность подобных предложений в тех условиях: разгар первой мировой войны, отсутствие у Антанты резервов воинских частей, подъем революционного движения на Западе. Приходилось также опасаться возможного роста патриотических чувств у русского народа в случае открытого нашествия чужеземцев, его сплочения вокруг большевиков, давших трудящимся мир и землю.
По указанным причинам официальные лица в странах Антанты и США на первых порах воздерживались от открытых антисоветских деклараций, скрывали от общественности контрреволюционные намерения и приготовления. 22 ноября 1917 г.(1) Лондон предостерег союзные правительства, что «любой открытый шаг против большевиков может укрепить их решимость заключить мир и быть использован для возбуждения антипатий к союзникам в России, что сорвало бы наши планы». Э. Хауз, советник американского президента, согласился с данным предложением, так как сам был озабочен возможными последствиями антисоветских выпадов в США. 28 ноября он порекомендовал президенту Вильсону изменить в своих выступлениях форму выражения антибольшевистских чувств (2). Эту особенность тактики империалистов сразу отметили дипломатические представители буржуазного /11/ Временного правительства в союзных странах и отнеслись к ней с полным пониманием (3).
Тактическая линия империалистических держав в отношении русской революции определялась поисками таких способов удушения ее, которые не привели бы к ослаблению позиций Антанты на антигерманском фронте, не вызвали революционного взрыва в союзных странах, не скомпрометировали пропагандистские доктрины о «праве каждого народа распоряжаться собственной судьбой и своими делами», употреблявшиеся буржуазией Антанты и США.
Сказывалось и то, что в первое время шансы Советской власти на победу расценивались на Западе крайне низко. Как отмечал В. И. Ленин, в октябре 1917 г. империалисты «...считали нашу республику курьезом, на которую не стоило обращать внимания» (4). Они полагали, что Керенский и преданные ему войска легко расправятся с «анархией» в Петрограде и быстро восстановят порядок. После провала заговора Керенского — Краснова западные руководители надеялись на возможность ограничения революции пределами столицы, в худшем случае — Центральной России, или на удушение ее контрреволюционными силами, имевшимися в Южной России. Планы борьбы с Советской властью, разрабатывавшиеся Парижем, Лондоном, Вашингтоном и Римом в ноябре — декабре 1917 г., основывались на использовании прежде всего этих сил (5).
Большое значение в планах империалистических держав отводилось Сибири и Дальнему Востоку как важному антисоветскому плацдарму.
Не получив от Октябрьской революции радикального улучшения своего положения, сибирское крестьянство не сразу поддержало Советскую власть. «Мы не могли дать крестьянам в Сибири того, что дала им революция в России,— отмечал В. И. Ленин.— В Сибири крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там ее не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам» (6). Кроме того, зажиточное сибирское крестьянство, имевшее большие излишки продовольствия, враждебно отнеслось к вынужденным реквизициям хлеба. «Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там,— говорил В. И. Ленин,— где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым /12/ ценам» (7). На выборах в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. сибирские крестьяне отдали эсеровской партии 75% своих голосов (8). Это создавало благоприятные возможности для формирования здесь контрреволюционных сил.
Определенную роль играла удаленность Сибири от крупнейших пролетарских центров, малочисленность ее рабочего класса. Значительная часть рабочих была рассеяна по предприятиям кустарного типа и имела слабо развитое пролетарское самосознание, являясь благоприятной средой для оппортунизма.
Значительный удельный вес имело в Сибири казачье население (по данным 1916 г. его численность составляла 533 тыс. чел.) (9) с его сильной кулацкой прослойкой, много-численными сословными предрассудками. В. И. Ленин характеризовал казачество как «слой населения из богатых, мелких или средних землевладельцев..., сохранивших особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта». Он еще в сентябре 1917 г. предсказывал, что в казачьих районах «...можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи» (10).
Необходимо учесть и то, что после октября 1917 г. в Сибирь бежало много помещиков, капиталистов, чиновников, офицеров, ненавидевших Советскую власть. В их лице Сибирь получила готовые кадры создателей и участников контрреволюционных организаций.
Имея в виду указанные обстоятельства, правящие круги стран Антанты и США рассчитывали, что на территорию Сибири революция не распространится. Заместитель министра иностранных дел Англии Р. Сесиль, разъясняя послу в Петрограде Д. Бьюкенену смысл англо-французского соглашения от 23 декабря 1917 г. в отношении Южной России, указывал, что принципы, лежащие в его основе, будут применяться и в отношении Сибири (11). (Речь шла об организации сопротивления большевикам с использованием русских контингентов.) В связи с этим их интересовали все виды антибольшевизма, существовавшие на территории от Урала до Тихого океана, в особенности движение за автономию Сибири (12), казачьи войска и белогвардейская эмиграция в Маньчжурии.
В движении сибирских автономистов к осени 1917 г. руководящую роль стали играть эсеры, взявшие на вооружение идеи областничества с целью отрыва Сибири /13/ от России, недопущения победы революции и создания на ее территории плацдарма для борьбы против Советской власти. По признанию видного областника И. Серебренникова, после Октября «многие организации края, в том числе даже революционно-демократические (эсеровские — М. С.), стали искать в областничестве путей и средств к тому, чтобы избежать водворения в Сибири Советской власти»; они смотрели на областные учреждения как на опорные пункты для борьбы с революцией, причем некоторые из них выступали и за полное отделение Сибири от России (13). Указанной цели были посвящены областнические съезды, проходившие в Томске в октябре и декабре 1917 г., которые должны были провозгласить автономную сибирскую власть. На декабрьском съезде такая власть была создана в лице Временного Сибирского областного совета во главе с основателем движения, известным этнографом и путешественником Г. Н. Потаниным.
Нa первом заседании совета 29 декабря 1917 г. было решено созвать Сибирскую областную думу и приступить к созданию контрреволюционных органов власти на местах. Совет учредил во всех крупных и некоторых мелких городах свои политические эмиссариаты для организации вооруженных антисоветских отрядов. В январе 1918 г. автономисты выступили с заявлениями о непризнании Советской власти и ее декретов, о лояльности к союзникам и «легальным элементам русского правительства» (т. е. к Учредительному собранию), о намерении установить тесные контакты со странами Антанты, а также с Доном, Украиной и другими контрреволюционными очагами (14).
Активность сибирской контрреволюции не осталась незамеченной. «Сибирь...планирует создание сепаратного правительства,— сообщал посол США в России Д. Фрэнсис. — ...Сибирь настроена в пользу умеренных социалистов, но против большевиков. Сибирь — лучшая надежда России... Следует послать нашего представителя на заседания Сибирского Учредительного собрания» (15). Руководство Антанты сразу обратило внимание на действия областников. «Ввиду большого интереса, вызываемого здесь (в Париже.— М. С.) вопросом о возможности удержания Сибирской железной дороги в руках, верных союзникам,— телеграфировал Маклаков Кудашеву,— прошу сообщить: кто входит в состав Сибирского правительства; где оно находится; какого оно направления; в какой степени оно признается в стране?» (16) /14/
Этот интерес вскоре выразился в практических действиях. В январе 1918 г. в Томск прибыл член французской военной миссии миссии в России майор Ж. Питон, чтобы на месте получить ответ на интересующие Париж вопросы. К тому времени Потанин вышел из состава Сибирского правительства в знак протеста против отказа эсеров сотрудничать с крупной буржуазией (из демагогических соображений эсеры лицемерно высказывались против допуска буржуазии как в «правительство революционных социалистов», так и в состав будущей Сибирской думы), и новым его руководителем стал правый эсер П. Дербер. Пишону удалось быстро завоевать их доверие и договориться о расширении социального состава кабинета за счет биржевых элементов. В докладе, направленном Пишоном своему начальнику генералу Нисселю, с удовлетворением отмечалось, что «правительством» все комиссии организованы, их присутственные места работают, эмиссары регулярно выезжают, пропаганда ведется без перебоев, и в каждом городе оно имеет свою организацию. Но майора смущало отсутствие у «правительства» войск, па которые оно могло бы опереться. К тому времени рухнули надежды на приход с фронта надежных сибирских частей (17). Прибытие в Томск уссурийских и забайкальских казаков признавалось маловероятным. Тогда Дербер и Пишон решили, что «правительство» переедет в Читу (под защиту казаков), союзники־ помогут ему организовать на территории Китая свою армию.
В целом ՛Питон уверовал в способность Сибирского «правительства» захватить власть. «Есть серьезные шансы,— уверял он.— Крупные шансы заключаются в том, что в Сибири нет армии (советской - М.С.)... При данном состоянии большевистских сил в Сибири можно с хорошо дисциплинированной дивизией отвоевать всю железную дорогу до Омска, и никто не заберет ее обратно. В самом худшем случае можно потерять Центральную Сибирь, но Забайкалье и Иркутск всегда моя но будет удержать, и дажe без больших усилий, а это уже что-нибудь да стоит», в февраля Питон и Дербер приняли решение об открытии 15 февраля сессии Сибирской думы независимо от того, прибудут войска или нет. Был составлен план проведения сессии Думы, в соответствии с которым намечалось дискуссий не устраивать, провести выборы «правительства» и разъехаться. Таким путем предпола/15/галось придать правительству видимость законности, а также «узаконить» другие вопросы автономии (18).
Антисоветская деятельность эсеров и меньшевиков, прикрывающаяся лозунгом автономной Сибири, не принесла успеха. Трудящиеся не поддержали чуждую им идею автономии. В то же время соглашатели, чтобы не оттолкнуть от себя рабочих и крестьян, боялись открыто заявить о своем стремлении к восстановлению капитализма, высказывались против допуска буржуазии в Думу, твердили о своем стремлении установить в Сибири власть «демократическую» и «социалистическую». В связи с этим контрреволюционная буржуазия и офицерство с недоверием и враждебностью отнеслись к ним. В итоге все надежды мелкобуржуазной контрреволюции, связанные с созывом Думы и провозглашением автономной Сибири, не оправдались (19).
В те дни, когда Пишон помогал сибирским эсерам в создании контрреволюционного правительства, английские представители развернули работу по собиранию антисоветских сил на Дальнем Востоке. Там, как и в Южной России, их в первую очередь интересовало казачество. Выполняя указания, полученные из Лондона, майор Данлоп призывал казаков к борьбе против Советской власти и обещал за это щедрую помощь (20). К тому времени в антисоветских кругах приобрел известность забайкальский контрреволюционный отряд, возглавлявшийся есаулом Г. Семеновым (вскоре реакционная казачья верхушка преподнесла ему звание атамана). В середине января 1918 г. Семенов вступил в переговоры с союзными представителями в Харбине и Пекине, обещая при помощи с их стороны вооружением захватить Забайкалье, блокировать Приморье и Приамурье, а затем поставить свой отряд под начало какого-либо известного русского военачальника, чтобы тот повел его на захват Иркутска, Красноярска и последующее соединение с Дутовым и Калединым, с попутным уничтожением Советской власти в Сибири (21).
Дипломатические представители Англии и Франции в Китае высказались в пользу Семенова. Их рекомендации были благосклонно встречены в союзных столицах. Лондон раньше всех уведомил своего посланника Джордана о намерении предоставить есаулу оружие и снаряжение, а 6 февраля английский МИД предложил госдепартаменту США принять участие в поддержке Семенова, полагая /16/ необходимым помочь «любому чисто "русскому движению" лидеры которого будут "действовать энергично". Одновременно к Семенову был направлен английский майор Денни для оказания на белогвардейцев соответствующего влияния (22).
Приняв решение о поддержке Семенова, английское правительство сразу поставило вопрос о продвижении его отряда к Томску, т. е. об оказании им помощи Сибирскому «правительству», о которой вели речь Дербер и Пишон. Правительство Франции также выразило согласие помогать есаулу (23).
С помощью майора Данлопа велась также подготовка к выступлению уссурийских казаков под началом атамана Калмыкова. В середине февраля был разработан план за-хвата Южного Приморья с последующим образованием там сепаратного режима. Калмыкову были обещаны субсидия в 2 млн. руб. в год и разнообразное оружие (24).
Таким образом, Англия и Франция развернули активную антисоветскую деятельность как в других районах России, так и в Сибири и на Дальнем Востоке, выступив инициаторами сплочения контрреволюционных сил и oпeредив в этом деле даже японцев. Однако присутствие последних на Дальнем Востоке, наличие у них собственных планов усложнили задачу, которую решала англо-французская агентура.
Правящие круги Японии еще в ноябре 1917 г. разработали план создания силами «умеренных» антибольшевистских элементов на русском Дальнем Востоке «автономного режима». В начале января 1918 г. для выявления указанных элементов в Приморье были направлены начальник разведывательного отдела генштаба генерал Накашима и подполковник Сакабе. Прибыв на русский Дальний Восток, они быстро сблизились с бывшими царскими офицерами и казачьей верхушкой. Симпатии японцев были на стороне правых контрреволюционных группировок и казачества, которых они старались превратить в орудие своей политики. Не смущаясь тем, что майор Данлоп их опередил, они развили активную деятельность среди казачьей верхушки, участников подпольных офицерских организаций и контрреволюционных эмигрантов в Маньчжурии. К семеновскому отряду был прикомандирован подполковник Куросава. Тот вскоре сообщил о хороших шансах Семенова. Его силы, считал Куросава, явятся тем /17/ ядром, вокруг которого можно будет объединить все «умеренные элементы» на Дальнем Востоке, и намекал, что если Япония поможет Семенову в начале предприятия, то в дальнейшем он всецело будет зависеть от нее. Аналогич-ное мнение высказывал и японский консул в Харбине Сато. Эти рекомендации в Токио учли и уже в середине февраля Семенову было выделено значительное количество оружия, военного снаряжения, к нему также были направлены японские военные инструкторы (25).
Пока велись переговоры и заключались соглашения с казачьими атаманами, в Харбине создавался так называемый Дальневосточный комитет активной защиты Poдины и Учредительного собрания, в котором объединились представители различных контрреволюционных партий от правых монархистов до левых кадетов, бежавшие из России. Руководящую роль в нем вскоре стали играть управляющий КВЖД генерал Д.Л.Хорват, крупный капиталист А.И. Путилов и адмирал А. В. Колчак. Комитет ставил своей задачей организацию антисоветских вооруженных сил и создание временного контрреволюционного правительства, опирающегося на казачество, буржуазию и военщину.
В стане харбинской эмиграции существовали серьезные разногласия как по вопросу о формах антисоветской борьбы, так и о персональном составе будущих органов власти. Эти разногласия были порождены и неоднородным составом эмиграции, и личным честолюбием ее деятелей, и происками агентуры иностранных держав, стремившейся поставить во главе движения «своих» людей. Наибольшую активность развили представители Японии и Англии, пытавшиеся подчинить контрреволюционеров своему влиянию. Прибывший в Харбин генерал Накашима стал проводить курс на объединение всех антисоветских отрядов под руководством Дальневосточного комитета и на создание правительства во главе с Хорватом. Последний 15 марта сообщил японцам о своем согласии возглавить дальневосточное контрреволюционное правительство (26). Английская агентура стремилась объединить разрозненные отряды белогвардейцев под главенством Колчака, поступившего в декабре 1917 г. на службу в британскую армию (27).
В такой обстановке в Харбине появились чины Временного правительства автономной Сибири (ВПАС), отпра/18/вившиеся на восток искать поддержку у союзников. Они сразу обнаружили стремление утвердиться в качестве единственной и "законной" всесибирской власти. Для переговоров с союзными посланниками в Пекин выехали Устругов и Стааль; во Владивосток для переговоров с адмиралом О.Найтом, командующим Тихоокеанским флотом США, и установления тесных контактов с приморскими контрреволюционными организациями были направлены Захаров, Тибер-Петров, Юдин, Колобов и Краковецкий; в Харбине остались Дербер, Моравский и Жернаков.
В ходе переговоров Дербер пытался заинтересовать союзников планом создания в полосе КВЖД добровольческих отрядов с последующей их переброской морем им Владивосток для свержения Советской власти. Тем самым центр событий был бы перенесен в Приморье, где эсеры пользовались значительным влиянием и где под прикрытием иностранных боевых кораблей ВПАС надеялось быстро сформировать добровольческую армию и осуществить поход против большевиков по всей Сибири (28).
Однако контрреволюционная эмиграция в Маньчжурии, среди которой преобладали представители правых партий, считавшие эсеров главными виновниками Октябрьского переворота, наотрез отказалась от сотрудничества с группировкой Дербера. Да и союзные посланники в Пекине, предпочитавшие иметь дело с реальной силой, отклонили все их притязания на лидирующее положение.
В начале апреля 1918 г. на совещании союзных посланников в Пекине было принято решение о поддержке opгaнизации Хорвата и сосредоточении в его руках всей помощи, направлявшейся белогвардейцам. По настоянию китайского правительства Хорват и его покровители воздерживались от открытого провозглашения русской контр-революционной власти на территории Маньчжурии. Поскольку китайские Войска контролировали зону КВЖД и оба выхода дороги к территории России, мнением Пекина не следовало пренебрегать. Поэтому Хорват, Путилов и Колчак решили создать правительство под видом нового правления КВЖД, а белогвардейские отряды преобразовать в охрану дороги, подчиненную Хорвату и правлению. В качестве ближайшей задачи было намечено сформировать вооруженные силы, достаточные для захвата Владивостока и ст. Карымской, после этого вторгнуться на тер/19/риторию России и там открыто провозгласить правительство Хорвата (29).
Указанные вопросы обсуждались на совещании с участием Хорвата, Кудашева, Колчака, правления Русско-Азиатского банка и Общества КВЖД, проходившем в Пекине с 18 апреля по 3 мая 1918 г. Под видом нового прав-ления КВЖД на нем было создано правительство Хорвата, в котором военное ведомство возглавил Колчак, финансовое — Путилов, путей сообщения — У стругов (покинувший Дербера). Участники совещания сошлись во мнении, что Колчак является человеком, способным сплотить воедино разрозненные белогвардейские отряды и с их помощью утвердить в Сибири новое «правительство» (30).
Осуществление намеченной программы с самого начала ставилось в зависимость от помощи союзников. 30 апреля Кудашев, Хорват и Колчак заявили посланникам, что собираются обратиться за поддержкой к их правительствам, что штаб Колчака предполагает осуществить вторжение в Забайкалье и Приморье, а затем белогвардейские войска, двигаясь двумя встречными колоннами вдоль железной дороги, сокрушат большевистские силы на всей территории русского Дальнего Востока. Для осуществления указанной операции, по расчетам Колчака, должно было потребоваться 17 тыс. штыков и сабель. Набрать их предполагалось из добровольцев (31).
Указанные планы встретили на первых порах полное одобрение правящих кругов Англии, Франции и Японии, решивших предоставить Хорвату денежную и материальную поддержку (32).
Среди американских представителей в Китае не было единого мнения о правительстве Хорвата. Если консул в Харбине Мозер высказывался о нем с симпатией и даже советовал предоставить ему помощь, то посланник Рейнш полагал, что у таких реакционеров, как Хорват и Колчак, нет шансов на успех. Русский отдел госдепартамента США также считал, что комбинация, составленная в Пекине, не может рассчитывать на поддержку сибирской «общественности» (33). Разумеется, дело заключалось не столько в реакционности Хорвата и Колчака, сколько в том, что из их организации были исключены эсеры-автономисты, выступавшие за сотрудничество с Америкой. Содействовать же англо-франко-японской агентуре, каковой являлось «правительство» Хорвата, для Вашингтона не име/20/ло смысла. Поэтому американское правительство отказалось поддержать указанную группировку.
Таким образом, и на Дальнем Востоке сплочение сил контрреволюции происходило при активной поддержке извне, там тоже шел процесс образования тесного союза между белогвардейцами и иностранными империалистами, в ходе которого буржуазно-помещичьи круги России подчинялись воле стран Антанты. «...Буржуазия в России,— говорил В. И. Ленин корреспонденту газеты «Дейли Ньюс» А. Рансому 23 марта 1918 г.,— достаточно уже ясно показала, что может держаться у власти лишь при помощи извне» (34).
Однако сибирской и дальневосточной буржуазии не удалось в тот период собрать для борьбы против Советской власти сколько-нибудь значительных сил. Крах автономистов, поражение Семенова, Гамова и Калмыкова показали, что борьба с большевиками силами одной внутренней контрреволюции не могла принести успеха. Вставал вопрос об активной военной помощи ей со стороны империалистических держав, о проведении вооруженной интервенции.
2. ПОДГОТОВКА ВТОРЖЕНИЯ
Вооруженную интервенцию в Сибири и на Дальнем Востоке Англия и Франция начали планировать с ноября 1917 г. Английское правительство уже тогда привело в состояние боевой готовности свои войска в Гонконге в предположении направить их во Владивосток (35). Но главные расчеты Лондона и Парижа связывались с использованием войск США и Японии, которые должны были предотвратить победу Советской власти в Сибири, оккупировать Транссибирскую магистраль и установить прямую связь с южнороссийской контрреволюцией. Такая идея содержалась в плане, разработанном начальником французского генштаба Ф. Фошем и представленном на рассмотрение межсоюзнической конференции в Париже (29 ноября — 3 декабря 1917 г.). Вопрос о совместном американо-японском вторжении в Сибирь обсуждался 7 декабря на заседании британского кабинета министров, а 14 декабря английский посол в Токио К. Грин совещался с японским министром иностранных дел И. Мотоно по поводу тех мер, которые /21/ должны быть осуществлены в целях установления союзного контроля над Транссибирской железной дорогой (36).
Следовательно, вторжение в Сибирь с самого начала призвано было сыграть решающую роль в успехе антисоветского предприятия, затевавшегося в Южной России. Планируя его, Англия и Франция стремились организовать дело так, чтобы США и Япония не смогли извлечь большой выгоды для себя, в ущерб их интересам. Они предлагали, чтобы американо-японские войска оккупировали железную дорогу от Владивостока до Челябинска, т. е. до чрезвычайности растянули коммуникации и удалились от сфер своих главных интересов (русский Дальний Восток и Китай), чтобы действовали они сообща, не порознь (и следили бы друг за другом, к выгоде Англии и Франции). Иначе говоря, Лондон и Париж не собирались отдавать Сибирь в бесконтрольное распоряжение США и Японии.
Указанная тенденция проявилась в самом начале пере-говоров об интервенции. В частности, в британских воен־ных кругах высказывалось мнение, что интервенция в Сибири должна послужить упрочению английского влияния в Азии. В меморандуме, составленном генералом Веджвудом и направленном 12 декабря 1917 г. Сесилю, провозглашалось необходимым отделение Сибири от России и образование там «самостоятельного» государства. Правительство последнего, указывал Веджвуд, чтобы удержаться у власти, неминуемо обратится за иностранной помощью, следовательно, Англии будет нетрудно осуществить меры, гарантирующие «независимость» Сибири, что, по мнению генерала, в высшей степени важно для будущей «мировой гегемонии» Великобритании (37).
Исходя из таких соображений, руководители английского МИДа внушали японскому послу в Лондоне Тинде мысль о нежелательности односторонней акции со стороны Японии и необходимости предварительных консультаций с США. По-видимому, англичане проявили при этом чрезмерную настойчивость, потому что посол, не сдержавшись, выразил «удивление по поводу того, что Япония должна действовать совместно с Америкой», и заявил, что рано или поздно она выступит самостоятельно, не спрашивая ничьего согласия. Примечательно, что английский министр иностранных дел А. Бальфур тотчас известил Лансинга о заявлении Тинды, осведомившись при этом, /22/ как правительство США намерено отнестись к вероятной односторонней акции Японии. В результате между Лансингом и специальным представителем Японии К. Исии произошло объяснение, в ходе которого последнему долго пришлось доказывать, что у его правительства нет подобных намерений (38). Следовательно, английская дипломатия не упустила возможности подогреть давние японо-американские противоречия, надеясь с их помощью не позволить ни одному из соперников приобрести решающее влияние в делах Сибири (39).
Британское руководство весьма опасалось своего дальневосточного союзника, проявлявшего большую активность. Постоянный помощник министра иностранных дел Ч. Гардинг предостерегал: «Если японцы начнут интервенцию по своей инициативе, без согласия других держав, то они будут действовать в угоду своим интересам и к концу войны нам придется рассматривать Сибирь как их колонию». Сесиль также считал, что вступление больших японских сил в Сибирь таит в себе «глобальную опасность». Подобный шаг, утверждал он, будет означать установление там японского господства и серьезное осложнение международной обстановки, поскольку в итоге Япония станет самой большой азиатской державой и приобретет господствующее положение в Китае (40).
Франция со своей стороны также не выразила готовности поощрять любую форму японской интервенции. Министр иностранных дел С. Питон сообщил, что его правительство допускает возможность самостоятельных действий Японии при условии, если союзники сочтут их желательными. Но японская акция, подчеркнул министр, должна быть предварена изданием декларации о временном характере такой меры (41).
Правительственные и военные круги Японии быстро разгадали замысел Англии и Франции и решили не соглашаться на их условия. Еще в ноябре 1917 г., накануне межсоюзнической конференции в Париже, японские представители, направленные для участия в ней, получили на этот счет ясные указания. Во время дискуссий по внешнеполитическим вопросам, проходивших в Токио в ноябре — декабре 1917 г., военное руководство прямо заявляло, что Англия и Франция хотят отвлечь внимание Японии от ее интересов в Восточной Азии, что не следует соглашаться на подобную экспедицию и добровольно отказываться от /23/ Китая. Японский МИД, возглавляющийся ярым интервенционистом И. Мотоно, также был против продвижения войск за пределы Маньчжурии и русского Дальнего Вое-тока. В целом все представители правящих кругов Японии заявляли о необходимости воспользоваться событиями в Европе для осуществления собственных экспансионистских целей в Восточной Азии. Разногласия выявились лишь по вопросу о способах решения данной задачи. Премьер Тераути, военный министр Осима, начальник генштаба Уехара, а также Мотоно считали, что действовать следует немедленно, не считаясь с мнением союзников. Другие же деятели администрации — Макино, Сидеxapa, Гото и ряд других лиц — энергично возражали против этого, опасаясь большой войны с Россией и обострения отношений с Америкой. На данном этапе дискуссии возобладало мнение сторонников интервенции вместе с США. В итоге Япония отказалась от роли исполнительницы предначертаний Лондона и Парижа, воздержавшись в то же время и от односторонних действий (42).
Не поддержали англо-французских планов и правящие круги США. При этом они руководствовались не только стремлением не допустить усиления в Сибири постороннего влияния, но и убеждением в том, что лучшим способом борьбы с революцией является использование бело-гвардейцев с предоставлением им помощи со стороны союзников. Приход же иностранных войск, утверждали они, может привести к сплочению русских вокруг большевиков и к мощному сопротивлению нашествию чужеземцев, что грозило бы империалистам большой войной и разоблачением антисоветского характера их политики (43).
Не добившись цели дипломатическими средствами, английское правительство 1 января 1918 г. решило направить из Гонконга во Владивосток крейсер «Суффолк» с двумя ротами солдат на борту и в тот же день известило об этом Токио и Вашингтон. Этот шаг был рассчитан на то, что японцы, узнав о «Суффолке», немедленно пошлют во Владивосток свои корабли, а за ними последуют американцы. Приход союзных кораблей был задуман также для воодушевления внутренней контрреволюции и недопущения выхода Советов к берегам Тихого океана (44).
Как и ожидалось, решение Англии вызвало в Токио большое беспокойство, следствием чего явилась отправка во Владивосток двух японских кораблей. 12 января, на /24/ два дня раньше «Суффолка», быстроходный крейсер «Ивами» прибыл во Владивосток. В тот же день японский консул Кикучи известил местные власти, что корабли направлены с целью «защиты» подданных империи. В ответ исполком Владивостокского Совета и городская дума заявили протест, указав, что иностранным подданным здесь ничто не угрожает, что местные власти «вполне обеспечивают в городе должный порядок». Наркоминдел РСФСР в ноте послу Японии указал, что корабли вошли в порт без предварительного предупреждения, и потребовал сообщить точные причины и цели действия японского правительства. Последнее ответило в том смысле, что присутствие во Владивостоке японских кораблей, «наравне с судами других союзных держав, вполне естественно для настоящего времени» (45).
Вооруженная демонстрация у берегов Приморья действительно была вполне «естественным» для империалистов делом, ибо накануне III съезд Советов Дальнего Востока провозгласил переход власти в руки трудящихся по всему краю. Приход англо-японских кораблей призван был парализовать процесс советизации. В секретных инструкциях, полученных командиром японских кораблей адмиралом Като Хиробару, указывалось, что данная мера предпринимается с целью демонстрации могущества Японии, оказания нажима на большевиков и последующей ликвидации их власти на Дальнем Востоке. Като был предупрежден, что Япония пока не в состоянии принять активные меры (по причине разногласий в правительстве и отсутствия договоренности с союзниками.— М. С.), что он должен действовать осторожно и стараться подавить большевиков посредством «молчаливого нажима» (46). Догадываясь об этом, Советское правительство предписывало местным органам власти проявлять бдительность и соблюдать осторожность. «Относительно Японии, — говорилось в инструкции Наркоминдел а РСФСР международным отделам краевых Совдепов от 22 февраля 1918 г.— надлежит помнить о совершенно определенных захватных стремлениях нынешнего наиболее реакционного в новейшей истории Японии правительства. Следует зорко наблюдать за всякими попытками японцев, хотя бы путем провокаций, вмешиваться в наши внутренние дела...» (47)
Отправка кораблей во Владивосток подхлестнула ярых /25/ интервенционистов в Японии. 11 и 14 января Мотоно направил Англии две ноты, в которых настаивал на не-зависимой от союзников акции. В беседе с бывшим российским послом Крупенским он признался, что только из-за противодействия со стороны других держав японцы до сих пор не выступили против большевиков, что вскоре они непременно высадят десант, как только позволят «местные условия», что Япония готова пренебречь мнением союзников (48). Англичане знали о намерениях японцев, это вызвало у них большую озабоченность, и они все настойчивее стали изыскивать способы нейтрализации попыток односторонних действий Японии. «Японцы не говорят нам о своих намерениях,— жаловался Сесиль,— они бывают крайне недовольны, если какая-либо из держав предлагает свои услуги (в проведении интервенции.— М.С.)»(49)
Вашингтон, в свою очередь, внимательно следил за действиями Англии и Японии. Некоторые деятели американской администрации предлагали предупредить обе державы о нежелательности прямолинейных действий и необходимости предварительного согласования их с Америкой. Военно-морской министр Дэниельс, например, рекомендовал указать Японии на ошибочность ее шага, поскольку он мог создать впечатление, что союзники хотят оккупировать русскую территорию. Министр предлагал послать во Владивосток крейсер «Бруклин», чтобы «подкрепить» аргументы Вашингтона. Такого же мнения был консул во Владивостоке Колдуэлл, тогда как адмирал Найт возражал из опасения, что русские заподозрят американцев в сговоре с японцами, отчего «пострадает престиж» США. Лансинг, со своей стороны, просил президента рассмотреть вопрос о возможности прямого противодействия большевикам, хотя и продолжал считаться с необходимостью маскировать антисоветский характер политики США. Вильсон тоже полагал, что Япония направляла события в нежелательное для Америки русло. По настоянию президента японцам была послана нота, гласившая, что интересы всех держав требуют сохранения «дружественных отношений с русским народом» и что любое действие, направленное на оккупацию русской территории, вызовет в России всеобщую вражду к союзникам. Одновременно было решено послать во Владивосток крейсер «Бруклин» (50)./26/