Колышко о Распутине

Потрясающе, но книга Колышко - это вовсе не мемуары в том виде, как они понимаются. Это - зарисовки определенных деятелей эпохи, как самых видных (все русские цари, Плеве, Витте, Бурцев), так и помельче (министры путей сообщений, Амфитеатров и т.д.). Выполнено бойко, деятельно и с бульварным подтекстом. Производит впечатление посто какого-нибудь блоггера-журналиста, который вздумал бы рассказывать о своих причключениях в перестройку, начиная с Брежнева, но главы бы свои называл "Суслов", "Горбачев", "Яковлев", "Сахаров", "Влад Листьев", "Баркашов". При этом Колышко ухитряется передавать все что угодно - перевранные цитаты из исторических сочинений, перевранную переписку царей, слухи, утверждения, личные свидетельства, анекдоты - все, кроме того, что он мог знать наверняка лично. В общем, "о чем вижу, о том пою". Язык, правда, получше чем у нынешниг журналюг - но по тем временам мало чем был интересен.
Вот, для примера, о Распутине.

Если представить себе режим последнего сорокалетия царской России в виде пирамиды, то мужик Распутин уселся на шпице ее. Не с ним, однако, проник мужик в этот режим: под личиной купца, «самородка», писателя, художника, политического деятеля и даже министра мужик втерся в храм русской общественности и государственности давно. Начиная с Ломоносова и Кольцова, мужик пер на пирамиду русского аристократизма (плотского и духовного). И было время — целая эпоха, когда духовный аристократизм интеллигенции лип к мужику. Самое благоухающее из наших политических течений — славянофильство, разве не подразумевало в своей борьбе с средостением — чудесную амальгаму мужика с аристократом, объятие первого из дворян (царя) с последним из мужиков? И вся освободительная наша страда, все жертвы и муки нашей интеллигенции от Герцена и Огарева до... Бурцева и Аладьина — не во имя ли мужика (народа)?! Наконец, сам Ленин с Троцким — не ради ли мужика совершили свой опасный «опыт»?! Все цари и все министры России трудились (или делали вид, что трудятся) на мужика; а Витте даже во сне кричал: «Народ идет». И каким почетом, какой лаской окружили мужика в Государственной думе! И как за спиной его прятались вожди интеллигенции!

Но вот пришел Распутин — самый мужланистый из мужиков, сконденсировавший в себе все мужицкие шероховатости, пороки, но и всю мужицкую красочность: безграмотность, лукавство, чревоугодство и любострастье, но вместе с ними и сметку, мудрость земли, почти сверхъестественную проницательность, почти волшебный дар внушения, — и этот мужик, только потому, что пролез он на верхушку пирамиды не через Думу, как его собратья: Аникины, Онипки468, Нечитайлы и Неписайлы, что ходил он под ручку не с Милюковым и Гучковым, а с царем и с царицей, что пил он не сивуху, а мадеру, что развратничал не с уличными девками, а со светскими дамами, что не стал пушечным мясом в руках делателей революции — этот самый подлинный и, пожалуй, самый удивительный, смелый, талантливый, но и распутный из мужиков, подвергся остракизму всей русской интеллигенции, той самой, что мечтала о мужике, работала на мужика и в лице своих избранников (Сологуба, Бальмонта, Арцыбашева, Кузмина, Каменского и друг[их]) благословляла всяческий разврат, гирляндами из роз увивала помойные ямы. О Ломоносове, Кокореве, Губонине, Морозовых, Мамонтовых и других мужиках прошлого мы могли забыть. Но вот — Горький! Вот Аладьин, Аникин! Поэт Клюев! Сам, наконец, Александр Иванович Гучков! Маг и волшебник Рябушинский! Министр Рухлов! Художник севера — Андреев! Разве же все это не сермяжники, попавшие к нам путем самого элементарного подбора — ■Торговли, таланта, выучки, высидки или поверхностной обтески?! Мог же отец Распутина отдать его в школу, мог же Распутин пройти через университет, быть писателем, художником. Стяжал ли бы он тогда всероссийский одиум? И даже таков, каким он был, попади он в одну из Дум, — Распутин-депутат, Распутин — сосед по креслу Милюкова, был ли бы этот Распутин России так противен?

Неспроста задаю я эти вопросы: тут более, чем любопытство. Тут для историка весьма нелегкая задача — проникнуть в распадавшуюся душу нашей общественности, найти ключ к ее дьявольским противоречиям. Неужели же миллионы неглупых и не злых людей возненавидели Распутина только за то, что его не избрали в депутаты, что он не якшался с кадетами, что он был безграмотен и предпочитал дам света дамам полусвета? Или обидно было, что Россией правит мужик? Тот самый, о котором мечтали народники и славянофилы, которого звали к власти и Милюков, и Витте и которого посадил-таки, наконец, на президентский стул Ленин (Калинина...)?!
Я видел Распутина только раз в жизни. Он жил тогда у одного моего приятеля и подавал его гостям пальто470. Дав ему рубль на чай, я, понятно, не предвидел его будущего; но его глаза и тогда меня поразили. Впрочем, дело не в глазах и даже не во внутренней (дьявольской?) силе, которую за ним не отрицают. Дело не в Распутине даже — дело в нас. Как могло случиться, что наша интеллигенция, столько стремившаяся к народу, к опрощению, не воспользовалась этим единственным, самым чудесным случаем, когда на ступеньки трона вскочил подлинный мужик — не опошленный поверхностной шлифовкой, без морозовских манишек, без косоворотки Горького, без лайковых перчаток Аладьина и кошачьей округленности Гучкова — мужик en toute lettrea, с запахом, перегаром, краснобайством, житейской мудростью и презрением к аристократии? Ведь учился же Толстой у Сютаева — еще более мужланистого, чем Распутин471. Ведь мужик Сытин пас стадо талантов в «Русском слове».

Предвижу все, что мне ответят наши обанкротившиеся Катоны. И сам я немало упражнялся на распутинской спине. Ругать Распутина было модой: мы обязаны были его ругать, ибо через его голову ругали ненавистную нам власть. Но теперь, когда ее нет — не время ли пересмотреть дело о Распутине?
Повторяю, меня гораздо более интересует русская интеллигенция, чем мужик Распутин. И я глубоко убежден, что тип Распутина далеко не единичный в русском народе, как не единичны были тургеневские Хорь и Калиныч и толстовский Каратаев. Век пара и электричества, приобщивший Россию к материалистическому прогрессу Запада, произвел сдвиги не только в верхних слоях России, но и в самой толще ее, пожалуй, до самого дна. На верхах этот век нивелировал российскую индивидуальность, остриг нашу интеллигенцию под гребенку европейского либерализма и мещанского достатка — омещанил русский дух.

И т.д. Колышко, по сути, оправдывает сибирского конокрада и договаривается до того, что распутничал Распутин не больше Плеве и Витте (!!!). Отлично видно, как действительный статский советник представляет себе русского мужика. Грязь к грязи липнет.

В общем, интерес представляют только стокгольмо-немецкие приключения господина писаки, который оказался замешен в великосветские дела. О них - в следующих постах.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.