Что имелось в виду, становится ясным из письма Мартова Н. Кристи, написанного в середине марта. Мартов писал: «Из России ничего не приходит: теперь ясно, что милюковская банда, дав полную свободу внутри, снаружи установила "кордон" хуже прежнего. Это злит чрезвычайно, тем более что сулит большие затруднения с поездкой в Россию. Уже есть вести, что англичане "фильтруют", пропуская одних социал-патриотов... Мы решили... все усилия направить на то, чтобы добиться соглашения о пропуске нас через Германию в обмен на немецких гражданских пленных. И, представь, при первых же неофициальных справках (через швейцарского министра) получили ответ, что Германия пропустит без всякого разбора, причем об обмене говорилось явно лишь "для приличия": поезжайте, мол, сейчас же, а потом мы получим согласие русского правительства на обмен. Вчера у меня с Лениным и др. состоялось об этом совещание. Ленин категорически заявил: "Надо сейчас же принять и ехать, а если завести с Петроградом канитель об обмене, Милюков сорвет все предпрятие". Мы ответили самым решительным образом, что это невозможно: проехать в Россию в качестве подарка, подброшенного Германией русской революции, значит ходить перед народом с "парвусовским ореолом" (7). Мы должны все возможное сделать, чтобы русское правительство было вынуждено согласиться на обмен, и тогда едем совершенно спокойно. Пока наш натиск, кажется, подействовал: хоть с неудовольствием, Ленин согласился ждать переговоров после того, как мы предложили, что если на наши обращения через Керенского и т.д. с этим предложением не получится ответа или будут оттяжки, то мы сможем опубликовать заявление, что ввиду явного противодействия и ввиду помех со стороны англичан, мы просто пользуемся возможностью проезда через Германию. Я не смотрю безнадежно на ходатайство в Питере и не теряю надежды, что этак через месяц буду в Питере» (8).
Однако ждать, чтобы попасть в Россию "этак через месяц" - это было не для Ленина. Он отдавал себе отчет в том, какую роль может сыграть именно он в партии, и в том, что происходило в России. Понимали это и там. Руководитель Русского бюро ЦК А. Шляпников, не согласный с "каменевско-сталинским переворотом", уже чувствовавший, что его отодвигают на второй план, телеграфировал в Стокгольм для передачи Ленину: "Ульянов должен приехать немедленно". В середине
7. Речь идет о А. Парвусе - русском, а затем немецком социал-демократе, публицисте, предпринимателе, связанном с германским МИДом, которому он представил записку по революционизированию России и от которого получал материальную поддержку.
8. РЦХИДНИ. Ф. 362 (Мартов Ю.О.). On. 1. Д. 51. Л. 122-123 об.
марта в Стокгольм из Петрограда был направлен специальный курьер. Он повез письма для Ленина и наказ требовать его скорейшего возвращения в Россию: "Ленин должен приехать каким-угодно путем, не стесняясь ехать через Германию, если при этом не будет личной опасности быть задержанным".
Ленин, конечно, не хуже Мартова сознавал, что значит, проехав через Германию на свой страх и риск, оказаться с "парвусовским ореолом" над головой. Но в сложившейся ситуации он готов был разменять возможный политический и моральный проигрыш на быстрейшее возвращение в Россию. Эсеровский лидер В. Чернов писал о нем, что практика выковала в Ленине «изумительное хладнокровие, способность в самых опасных положениях не теряться, сохранять присутствие духа и надежду как-нибудь "вывернуться"... Его волевой темперамент был, как сильная пружина, которая тем сильнее "отдает", чем сильнее на нее нажимают...» (9)
Ленин, видимо, определил для себя возможный срок ожидания по "мартовскому плану". Позднее в сообщении Исполкому Петроградского Совета он писал: "Прождав две недели ответа из России, мы решились сами провести названный план..."10 Сначала посредником в переговорах с германским посольством в Швейцарии стал швейцарский социалист Р. Гримм, затем его сменил также швейцарский социалист Ф. Платтен. Без особых хлопот Платтен заключил письменное соглашение с германским послом в Швейцарии, главные пункты которого сводились к следующему: 1) "едут все эмигранты без различия взглядов на войну (11), 2) вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности... 3) едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германцев, интернированных в России". Имеются различные свидетельства о том, что это соглашение было известно и санкционировано на самих германских "верхах" (12). В 20-х числах марта в другом письме Н. Кристи Ю. Мартов писал: «Ленинцы уезжают, и мы остаемся в еще худшем положении, чем были, ибо, с одной стороны, их проезд, несомненно, вызовет шум "о соглашении с немцами", а с другой - питерцы, увидав, что они приехали, подумают, что и мы, вероятно, также проедем, и не станут беспокоиться о нашей судьбе. Настроение поэтому у нас кислое...» (13).
9. См.: Родина. 1990. № 4. С. 14.
10. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 120. Мартов и другие еще месяц оставались в Швейцарии. Петроград молчал, как писал Мартов, "на их стоны и мольбы, а Ленин с братией приближались к русской границе, может быть, смеясь над нами; мы же должны здесь защищать их против травли социал-патриотов".
11. С Лениным выехало 32 человека, в том числе 19 большевиков, 6 бундовцев и 3 сторонника парижской газеты интернационалистов "Наше слово".
12. Генеральный штаб России был своевременно информирован своей агентурой о проезде русских эмигрантов через территорию враждебной Германии. Так, например, военный агент в Швейцарии сообщал 1 апреля в Петроград: "Брут докладывает: поступают сведения, что русские социалисты отправляются в Россию через Германию на германские деньги, причем пропускают заведомых сторонников мира... Возможно, что вместе с ними проникнут и германские агенты... Головань". Такого рода донесения поступали в Петроград из Франции, Бельгии, Голландии и других стран (ГА РФ. Ф. 1791. Оп. 2. Д. 500. Л. 43).
13. РЦХИДНИ. Ф. 362 (Мартов Ю.О.). On. 1. Д. 51. Л. 127.
Мартова, как он писал далее, остро беспокоили поступавшие в Швейцарию сведения о "различных патриотических выступлениях" меньшевистских лидеров Н. Чхеидзе, М. Скобелева и др. Он опасался, что такая позиция может серьезно скомпрометировать меньшевизм в глазах радикально настроенных масс, отодвинуть их на обочину революционной демократии. Кажется, он теперь лучше понимал "нетерпение" Ленина. «Чем позже удастся лично вмешаться в этот хаос, - писал он, - тем труднее будет внести свое, не действуя по методам Ленина и Троцкого, т.е. не образуя сразу свою "церковь", что мне, конечно, претит» (14).
Отвергая 'революционный патриотизм" меньшевиков (и эсеров), Мартов в то же время не желал раскола (путем создания своей "церкви") в социалистических рядах, считая его опасным для всего дела демократизации страны. В еще одном письме Н. Кристи, написанном примерно в те же дни, он разъяснял свою позицию: «О глупостях Ленина я говорил по поводу его стремления - сначала выражавшегося туманно и неуверенно, а потом более твердо - заострить сейчас всю самостоятельную политику социал-демократии на борьбе за свержение Временного правительства, за создание "рабочего правительства". Между тем, по моему мнению, тот ход событий, который мы наблюдаем, как раз блестяще подтвердил мысли, защищавшиеся нами в 1905 г. против Ленина и Троцкого, что радикальная буржуазная революция может развиваться, может осуществляться так, чтобы рабочий класс предоставил буржуазии власть, но толкал ее все время вперед...» (15).
Мартов полагал, что только в том случае, если само развитие событий действительно исчерпает прогрессивные и демократические потенции буржуазии, а затем и мелкой буржазии, рабочий класс может оказаться перед проблемой власти. И только тогда социал-демократии следует решать, есть ли у нее шансы на приход к власти или честно признать, что буржуазно-демократическая революция закончена и перейти в политическую оппозицию буржуазному строю. "Вот в чем в сущности спор, -разъяснял он, - стремиться или не стремиться вызвать такую ситуацию?.. Я думаю, что не следует и что рабочим, которые сознают, что они в России есть меньшинство населения, надо показать, что власть может попасть в их руки после долгой борьбы, в которой они окрепнут в силу, способную не только случайно схватить власть в руки, но и утвердить ее, и использовать для осуществления своих целей" (16).
Мартов опасался, что ленинцы, "рисуя картину рабочего правительства на месте нынешнего, поведут в России несомненно тактику безразборчивого натравливания масс на это правительство", хотя оно еще очень много может сделать полезного: "национальное равноправие, аграрная реформа, военная реформа и т.д.". Нетрудно видеть, что "линия Каменева", к которой склонялись большевистские организации в России, довольно близко подходила к позиции, защищаемой Мартовым...
14. Там же. Л. 127-128.
15. Там же. Л. 129-130.
16. Там же. Л. 133.
Г.З.Иоффе. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995. С.56-58.
Мораль сей басни такова: Ленин приехал в Петроград в "парвусовском ореоле" и быстро завладел положением, а остававшийся в рамках легальности революционер Мартов остался на обочине. Вывод - порою надо послать к черту любые "легальности", ибо, как говорит поговорка, "не человек для субботы, а суббота для человека".
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.