Лето кончилось, отпуск тоже. Вместо путешествий я летом ходил в архив, и среди прочего в архив РАН (редкостное уныние, здание давно разваливается, в коридорах можно фильмы ужасов снимать, а в пространстве рядом - постапокалипсис). Там по полупросьбе-полузаказу надо было кое-какие документы скопировать по теме сотрудничества КНДР и СССР в сфере образования. Среди прочего просмотрел записные книжки академика-биолога А.И. Опарина, который в 1948 г. ездил в Пхеньян и помогал там сотрудникам организовывать кафедру биологии, читал лекции и знакомил северокорейцев с достижениями советской биологии. Он вообще был человеком очень уважаемым и известным, поэтому побывал во многих странах мира. К сожалению, конкретно там по теме оказалось мало интересного, основные материалы нашлись в ГАРФ. Однако у него сохранилась записная книжка, в которой помимо повседневных записей сохранились записки его супруги, Нины Петровны. Я их переписал, так как это настоящие впечатления туриста по редкой теме - Северная Корея в конце 1940-х. Очень интересные впечатления, настоящая реклама от советской путешественницы - так как встретили и обслуживали высоких гостей, конечно, по первому разряду. В делах сохранились и многочисленные фотографии Опарина и жены из этого путешествия, которые еще и отчасти проиллюстрировали дневниковые заметки, но я их копировать, конечно, не стал.
Сами заметки Ниной Петровной составлены наспех, часто с ошибками и сокращениями, без знаков препинаний, да еще и отрывки переставлены местами. Мне это в целом пришлось исправить и поменять, чтобы записи приобрели нормальный, удобочитаемый вид. Надеюсь, читать будет интересно, мне лично было весьма любопытно. Так как записи я сильно отредактировал, первоначальный вид они потеряли, так что использовать их недобросовестно никто не сможет. Если кому-то интересен оригинал, то он находится по адресу - Архив РАН. Ф. 1719. Оп. 1. Д. 898. Л. 15-92об.
Само дело представляет собой маленькую записную книжку примерно 10 на 7 см. коричневого цвета с оттиском на форзаце «1948». Внутри на первых страницах многочисленные записи дат и часов, этикетка корейского пива под названием «ВКYСНОЕ ПИВО» (дублировано на корейский, в центре красная звезда, колосья, молот и мотыга)... Да, клюква уже тогда была известна за границей. Еще там же записи имен важных людей, с которыми надо встретиться Опарину - министр просвещения, ректор и т.п. вплоть до Ким Ир Сена, который сначала по ошибке записан Келерсеном. Дальше идут многочисленные бытовые пометки и заметки, несколько страниц заполнены Опариным про полет в Пхеньян и возвращение в Москву через Хабаровск. Все эти попутные мелочи я, конечно, пропущу. Оставляю только впечатления самой Нины Петровны.
________________________________________
Пхеньян, 20/VII. Встреча была очень теплой и внимательной. Устроили в Интуристе, в очень хорошей комнате. Потолок белый с черными полированными балконами. Стена оббита плотной шелков[истой] материей. Низкая мебель. Все затянуто ковром. Черные двери и черные лакиров[анные] панели. Красиво и даже не очень мрачно. Особенно красиво окно, за которым близко к стеклу ель. Прекрасная ванная. Первый вечер (прилетели в 8 ч.). Дорога в город просто как во сне, так[ие] странные строения, загнутые крыши, деревушки японского типа, которые приходилось видеть только на картинках. И что особенно интересно, это люди: большие, средние и маленькие. Совсем своеобразные старики с высокими черными шапочками на головах. Здесь, оказывается, достигнувший шестидесяти одного года получает право носить такую шапочку, а летоисчисление тоже любопытное: родившись, человек уже имеет один год – забавно, но не без логики. Меня особенно пленили малютки, которые болтаются за спиной у матери, привязанные поясом - это здешняя манера носить ребят. Одежда преимущественно белая, и у мужчин, и у женщин. Старухи обязательно в белых пышных платьях из легкой ткани. Можно встретить и часто на улицах города женщин молодых, обнаженных по пояс совсем или с расстегнутой блузой до пояса. И женщины, и мужчины интересны в большинстве по внешности: все смуглые, с черными ка[к] смоль гладкими волосами и узкими глазами. Приятное зрелище. (в ресторане?) молодежь: молодые девушки узкоглазые и с прекрасным цветом лица. Уже много молодежи одето по-европейски, но есть еще и нац[иональный] костюм. (три слова неразборчиво) красиво, лучше чем у нас. Держатся вообще очень непринужденно. Нас кормили ужином и даже шампанским, но все это в очень скромных и очень приятных тонах. Усталые[, но] все же пошли погулять после ужина, и тут совсем (неразборчиво) знойная лунная ночь. Кругом новый народ, все улицы освещены, магазины (частная торговля здесь процветает) открыты и завалены всякой дребеденью разного сорта, фонари и вывески, планеты (планеры?), все иероглифы, самые здания своеобразной архитектуры – совсем как в театре декорации.
Утром все выглядело также, но не менее волшебно, т.к. я еще и до сих пор не могу привыкнуть. Вчера вышли на закате солнца в парк на конце города. Там музей очень красивой архитектуры, древние гробницы и - что особенно замечательно - пагоды, с которых далеко открывается вид на весь город и на окружающие его окрестности, горы, реки. Все это в изумительном розовом освещении заката выглядело волшебно. Я же была особенно подавлена впечатлениями от буддийского храма, в котором шло служение. Будда большой в рост ч[елове]ка и электрич[еские] свечи перед ним, он на красном и черном фоне.
Перед ним в черном священнослужитель бьет в колотушку и полунапевно ритуально молится. Служки в белом, раскосые подростки, помогают тихо, мистично и невольно действуют на впечатлительных туристов. Я так и оторваться не могла. Войти в храм мы не решились, боялись попасть в неудобное положение, переводчика не было, чтобы спросить, а один из священнослужителей, который вышел в перерыв между молитвами, особенно запомнился мне. Молодой еще ч[елове]к лет около 30 со странным выражением лица. Такие, должно быть, бывают у курильщиков опиума: что-то какой-то игнорирующий вас взгляд, хотя и направленный на вас - и полупрезрительная улыбка, но едва заметная; а вообще величественное пренебрежение. Я бы хотела более точно записать о нем, но пожалуй больше не скажешь.
Неповторимые картины навсегда останутся в памяти. На обратном пути проехались по старому городу. Там небольшие здания своеобразной китайско-японск[ой] архитектуры, фонарики и небольшие светящиеся рекламы. Снова напомнили мне какой-то театральный карнавал.
Днем была на местном базаре – это восток. Хотя и своеобразный, не то, что у нас Кавказ. Масса мелких частных лавчонок, заваленных товаром - особенно хороши ткани, а так вообще мало хороших вещей, даже национальных безделушек не видно. Запрашивают вдвое, зазывают, уступают: вообще для нас нечто совсем непривычно. Выглядит все же довольно забавно. Черные ребятишки спят здесь же на столах между товарами, они голенькие, черные, поеденные москитами, им страшно жарко, и они спят среди этого гула, грязи и смрада. Детей здесь вообще очень много, это бросается в глаза. Они мне все очень нравятся, милы и забавны. Очень маленькие, постарше - школьный возраст, в массе очень чистенько одеты в формы, черные юбочки и белые с черн[ым] воротничком матроски. Черные подстриженные челочки – все как-то театрально изящно. Кореянки вообще изящны: хорошие зубы, цвет лица, красивый разрез глаз, черные гладкие волосы. Народ вообще имеет какое-то врожденное изящество, хочется ближе присмотреться к ним и узнать их, но чувствуется большая, непривычная нам, русским, замкнутость и какой-то таинственный незнакомый мир - их мир.
Жарко здесь: до 50°, в тени до 40. Влажно в воздухе и душно. Растительности много, поля возделаны трудолюбиво и очень тщательно и представляют довольно красивую картину, тем более что площадки посевов небольшие, и чередуются разные культуры. Все это на красноземе выглядит очень красиво. Много здесь фрукт[ов], но я напугалась большим количеством разговоров о гельминтах - боюсь что-нибудь есть. Вообще запугивали энцефалитом от комаров, но это уже от меня не зависит: их я могу не есть, но они меня едят. Настроение у меня какое-то нервное, я не получаю телегр[амм] из дома, и не могу быть спокойной. После выступления дома гуляли по городу, зашли в старую часть вечером. Это так таинственно.
23/VII. Сегодня бегали на телеграф, собственно, без всякой надежды - и вдруг телегр[амма!] Правда, мне ее не выдали, т.к. я не имела паспорта. Но упросила - и кореец, улыбаясь, прочел мне: здоров, строю, целую. Я как на крыльях вылетела - сразу все стало выглядеть по-иному, стала бегать по городу. Все поражены: привыкнуть трудно к этому новому миру. На меня даже смотрят как на новинку, хотя здесь и много русских, но новые заметны. Сейчас сижу в ДСО. Здесь идет лекция для офицер[ского] с[оста]ва. Очень хороший дом, прекрасный зал на 1500 ч[елове]к, также и в Москве поправилась. Народу много, но публика иная, чем вчера: то были солдаты, а здесь офиц[ерский] состав с женами. Завтра хочу побегать и побольше посмотреть город, побывать на базаре: все до сих пор нет как-то аппетита к вещам. Есть тоже не тянет. Очень жарко, да и напугали гельминтами, вот и не лезет ничего; какая-то брезгливость, непонятно, как же здесь люди живут и питаются постоянно при таком количестве этого добра. Надеюсь, что 25 поедем на алмазн[ые] горы и Чендак (?). Хотелось бы посмотреть эту достопримечательность.
После лекции опять пошли погулять. Очень любопытные кварталы с подозрительными кабачками, где красный и синий свет и странная музыка. Из-за окон ([за] фрамугами) подглядывают хорошенькие раскосые накрашенные женщины и очень заманчиво улыбаются: видимо, это веселые домишки. Мне очень хотелось бы заглянуть туда, но нужно попросить кого-нибудь из нужных сопровождать, а то очень страшно влипнуть в какую-нибудь грязную историю из-за любопытства. Есть здесь и нац[иональный] театр, где спектакли тянутся по нескольку дней. Пестрые вывески с иероглифами выглядят несколько ярмарочно.
25/VIII в 8 ч. утра выехали в Генлан (порт [на] вост[очном] берег[у] Кореи). Едем в машине Виллис, он только и в состоянии проделать этот путь: пересечь всю Корею по диагонали [с] северо-запада [на] юго-восток почти на [всю] 38 параллель. Погода благоприятная, пасмурно - нет дождя, нет солнца, а поэтому не так утомительно ехать. А путь 12 часов - первая половина дороги интересна только туземными деревнями со всем их бытом, который достаточно обнажен. Домики из тонкой фанеры с раздвижными стенами и окнами: все открыты, никакой мебели внутри, кроме циновок на полу и нескольких увемов, как правило - но очень тщательно, даже красиво обработанные огороды. Особенно красивы посевы риса: ярко-зеленые, как газоны, на красной земле - они имеют совершенно декоративный вид и очень украшают местность. Народ одет в белые домотканные одежды, мужчины в длинных широких рубахах и широких штанах из торчащей материи, связанные в обхват выше щиколоток. Женщины, как правило, в широких тонких, иногда из очень хорошего тирона, юбках - и коротеньких, до половины груди, кофточках из органди, которые совсем не прикрывают грудь. Это странно, т.к. большинство таковых совсем не молоды и не прекрасны, и то, что обнажено, удовольствия не доставляет зрителям. Приехали в Гензан (неразборчиво) в 7 вечера. Гарсон японо-китайского типа, хорошие здания японской архитектуры. Нас подвезли к зданию народного комитета, где торжественно встретили корейцы и вместе с нашим Хан Сем Я, который являлся нашим хозяином и гидом, отправились в гостиницу, где был организован банкет. Типичное японское здание, очень любопытное, и совсем новая архитектура. У входа торжественно сняли туфли: и здесь началась подлинно корейская эпопея. Стол был корейский, сперва подали (что весело было, кстати) холодные коктейли, и затем весьма обильный национальный обед. Я из предосторожности ела курицу и рис палочками. Прислуживали девочки кореянки, очень славненькие и весьма экзотические. И по воду, и по манерам много было всяких яств: и рыбы жареной, и в соусах, и всяких мясных и куриных, и овощных блюд - все крайне остро и, вероятно, вкусно, но у меня предубеждение еще из Москвы отбивало аппетит.
Речи и тосты были, но весьма короткие, на двух языках и без настойчивости. Относительно питья - пили главным образом пиво, хотя в середине обеда представитель из народного комитета притащил большую бутыль водки, но ее так и не пили, т.к. обед уже близился к концу. Уже темнело, и нас отвезли к морю. Сперва в какое-то здание типа курзала, а затем в настоящий японский домик на самом берегу Японского моря. Домик прежде принадлежал богачу-японцу и использовался как дача. Теперь это была одна из правительственных дач. Я, конечно, более пленена экзотикой. Двухэтажное здание, окруженное небольшим искуссным садиком, обратным фасадом выходило на пляж. Туфли сняла у воды. Пол устлан мягкими циновками, абсолютная чистота, разная мебель, красиво отделанные стены и раздвижные стены с тонкой деревянной отдельной [пропуск]. Красивые вазы, подушки и всякие мелочи. Роскошные мелочи - роскошные постели с шелковым бельем и пуговицами. Все совершенно ново и по-своему очаровательно. Это довольно высокая и единственная (…фен?). Чисто официальные посиделки - и нас оставляют на отдых. Я сплю, но все-таки плохо, несмотря на близость океана и все удобства. Дух японского империализма незримо витает и угнетает меня.
Просыпаюсь в шестом часу и не могу все взглянуть в окно, после чего всякий сон пропадает. Потрясающая картина - последний восход. Спокойный океан, вернее, Японское море совсем тихо плещется у дома. Темнеет небо на нем, (…)неют рыбачьих лодок – мы почти в стране Восходящего солнца, и я зачарована видом на все это. Решили не спать больше, желая каждую минуту. Сонная, но все же во власти очарования, иду на берег через калитку и здесь окунаюсь в довольно холодные и спокойные виды Японского моря. Берег золотится все больше, и вот во всем величии встает прославленное светило. Для него у бедного неизощренного языка нет подходящих слов, но спасибо, что оно восходит каждое утро. Завтрак в курзале. У меня настойчивое чувство: предубеждение против пищи мешает получить удовольствие и подкрепление, и я продолжаю путь вполне налегке. Едем в Алмазные горы - туда 100 км. Дорогой делаем остановки в каком-то селении, где в местном довольно недурном кабачке экзотичного вида нас угощают постным обедом. С аппетитом уничтожаю собачий деваляй и, уничтожив, соображаю, что это было. Во всяком случае, вкусно - также, как и омлет и многометровая лапша, наперченная выше всякой меры. Наш переводчик лопал ее так усиленно, что заболел, но т.к. он исключительная балда, то мне и жалко его не было. Хан Сем Я – неутомимый изобретатель – устроил нам изумительную прогулку по морю на какой-то шхуне – и вот уже где мы насмотрелись красотой. Поражены особенно базальтом и [тем,] как весит над нами пагода: такой красоты не видала никогда. Но все же поездка вызвала во мне какую-то тревогу (а вдруг завезут?), и я рада была вернуться на сушу.
Продолжаем путь. Жарит солнце, t очень высокая, едем на открытой машине – уже перестала закрывать лицо, все равно обгорела. Только к вечеру приехали к отелю «Алмазные горы». Очаровательный домик, опять-таки с чудесными комнатами, шелковыми постелями. Угощают сразу же ледяным коктейлем и затем тут же приносят чашу с намоченными салфетками – обтереть лицо и руки – это очень хорошо придумано. Через час паримся в японской бане – где я долго стою в полной нерешительности, как ею пользоваться. В погребе, выложенном кафелем, очень жарко, а вода налита, в бассейне слишком горячо. В углу какой-то маленький колодец, но не понятно, для чего он, и боишься пользоваться. Так я, – спасибо, был здесь же тазик, – и обваривалась кипятком. Все же было очень приятно, помнится. Затем торжественно ужинали палочками: в яйцах фаршированных, в сахаре и всякими собачьими деваляй и т.п. подобное. Спать легли в японских шелках и укрывались японскими пуховиками. Воздух 27/VIII божественный. Наутро пешком в город.
[...]
Эта шхуна, ка[к] рассказали нам по дороге, только что пришла из южной Кореи, т.е. эмигрировала к нам. Матросы и вообще команда, конечно, ни слова по-русски, но много улыбаются, и я даже сфотограф[ировалась] с матросом на посту. Раскосый был польщен.
27/VIII Алмазные горы Конго (?). Ясное чудесное утро – просто везет с погодой. Отправляемся в горы. Сперва на машинах движемся до буддийских храмов, где я, конечно, совершенно захвачена экзотикой. Будды величественно восседают на больших подставках, их по три в ряд, средний главный и по бокам. В притворах в большом храме еще по будде. Их священник в обычной одежде, т.к. не было службы, встречал нас на дворе, низко, по-японски, кланялся и сюсюкал – наверное, борясь в душе. открывал храмы и показывал все. Очень прекрасная роспись и картины: тонкие, замысловатые и в то же время наивные рисунки из их священного писания. Присутствуют те же грешники и праведники и тот же ад и рай; разнообразны только лица и рисунки. Красиво отделаны храмы внешне, резьба раскрашена, и изогнутые крыши придают особый вид, совсем не обычный для нас
Осмотрев храмы, двигаемся в путь уже пешком, примерно на 7-8 км. На ногах корейские туфли (неразборчиво), в них легко идти. Красота необычайная. Я восхищаюсь этими кристаллическими формами, которых не видели никогда. Дорога более чем хороша, если сравнивать со многими кавказскими террикурами. Большие реки, и текут горные реки бурные, ка[к] в Тиберде. Водопад и причудливые вершины, как химеры Локи. Дальше идем: где по и два и три, переходим по местным мостикам над речками и снова поднимаемся вверх. Много надписей на камнях, но иероглифы не выглядят так вульгарно, а наоборот. Все идет хорошо, уже скоро конечная цель, и вдруг все. Передняя часть колонны задерживается. Оказывается, дорогу разлило как раз в трудном месте (неразборчиво) скала высоко над горной речкой – и вот извольте перейти по крючьям, вбитыми в нее – их делают скалолазы. Я наотрез отказалась, ну а по горным законам оставлять в горах никого нельзя, и вся компания (кто деликатно, кто неделикатно) стали уговаривать – делать было нечего, пришлось идти. Но удовольствия я не получила от этого, а перейдя немножко спасовала, но ненадолго.
Дальше все было хорошо, и мы довольно скоро дошли до начала водопада, т.е. до конца нашего пути. Здесь оказалось довольно хорошее хотя и разоренное здание, где мы расположились и завтракали корейскими деликатесами. Отдохнули. Какой-то отчаянный кореец полез по совершенно отвесной скале (дорогой видели начерченные иероглифы), чем вполне ответил на мое недоумение, как это делается.
Обратно шли легко, но очень болели ноги. Сделали много интересных снимков. Много по дороге всяких легендарных мест, но, увы, балда-переводчик двух слов связать не может ни на русском, ни на корейском и, конечно, ничего путного не рассказал. Хан Селья указал на 2 водопада, текущие почти параллельно друг другу, но разделенные несколько выступающей скалой. Красивые высокие водопады. Зовутся женихом и невестой, и по преданию обычаю они, жених и невеста, не должны видеться до свадьбы. Хороши верхушки гор: причудливые и застенчивые, как химеры. Новые дали – то сова, то (лисица?) – вообще апокалипсические птицы или звери. Встречают[ся] концы скал местами же. Как расколотые кристаллы драгоценных камней, блестят на солнце острые зубцы алмазных гор – красиво. Солнце к закату щедро поливает всю эту разнообразную панораму, не знаешь куда глядеть. Вот сосна совсем причудливо раскинула свои ветви, а за ней по тропинке видны пагоды... Все подобрано как для картины – кадр заснят. Снова подходили к храмам. Еще раз в новом освещении любуемся своеобразной архитектурой китайского типа, росписью и резьбой. Улыбаясь и сюсюкая. кланяясь по пояс священнослужит[ель] провожает нас к машине, предварительно показав еще колокол. В маленькой запертой колокольне висит стукалка в форме рыбы. Ее толкают, она бьет, и колокол издает очень приятный мелодичный звук – вероятно сил[ьный] звук, вообще разнообразн[ый]. Жалко уходить. Жадность к новому владеет нами, но нам очень настойчиво дают знать, что пора на отдых. Возвращаемся в гостиницу «Алмазн[ые] горы». К моей радости, снова японская баня – как выяснилось, ее вовсе не топят и это постоянные горячие ключи подаются сюда. Ужинали опять с моллюсками в яйцах, трепетали, много аршинной лапши с острыми приправками и одуряющим чесноком. Картошка в сахаре никак не увлекает меня. Также вообще что-то на всю эту экзотическую стряпню я смотрю без вожделения, и только рис с изящными палочками несколько возбуждает мой аппетит. Блюд масса, но все сразу даже не разберись из чего сделано. Ночь провели на японских шелках. Утро ясное, ранее, изумительный воздух, снова бодрость, свежесть (но ножки гудят...). Отправляемся дальше к 38 параллели. Тут у самой границы наш последний пункт назначения – маленький очаровательный курорт Ходан-Ко. Но до него еще масса впечатлений. Едем (рифами?). Хан Сель Я изобретателен как всегда. Он завозит нас в горы, и вот открывается волшебная картина: озеро огромное, окруженное причудливыми горными берегами, острова и мысы, покрытые лесом, голубая гладь воды. Тишина. Что-то совсем волшебное – да и не мудрено... Хан Сель Я объясняет, что это озеро носит назв[ание] «Озеро 3-х дней». Бог создавал мир, облетал, осматривая свое творение, а они совершенно очарован этим миром, тем, что сделал прогул[ку] на 3 дня здесь на озере. Как он тут проводил время, из скромности или из-за недостатка времени и слов, Хан Селья не рассказал, но мы вполне согласились, что для божественного отдыха это место самое подходящее.
Группа раскосых мальчиков, типа наших нахимовцев, в военных костюмчиках, с руководителями – пришли также сюда с экскурсией – выглядели они очень мило, как и вообще все корейские дети – тем более они вызывали нашу симпатию, когда оказалось, что это дети революционеров. Им об’яснили, министр об’яснил им, кто мы, и они приветствовали – после чего мы вместе снимались, но фото так и не получили. С сожалением простились с божеским домом отдыха. Едем дальше. Новый дивертисмент, катанье на лодках – подъехали на машине к какому-то водному пространству, где стоял плот и кучка корейцев сели в плот – именно в, а не на, т.к. он нечто вроде корыта – и переехали на друг[ую] сторону, где попали на очередной берег моря. Туземная деревушка выглядела очень экзотично – маленькие и большие голые дети бегали и изумленно поглядывали на нас здесь. Они чего-то тараторили на своем языке – видимо, блондины здесь редкость порядочная. Бедность и здесь бросается в глаза. Как во всех деревушках, висит на веревках сухая-пресухая рыба, перец, чеснок – стоят у родных домов сложенные 3-4 стола, сидят на корточках старые и молодые корейцы и кореянки и, видимо, философствуют по своему, т.к. ничего не делают или, в лучшем случае, перебирают рис и плетут корзинки. Мы идем за деревню к берегу моря, и вот где оказывается красота здесь! – т.к. морские алмазные горы. Живописнейший берег, весь в скалах. Скалы выходят глубоко в море и образуют целые лабиринты. Мы с осторожностью плаваем между ними, вылезаем на удобных местах. Морские звезды красные и синие, как чудесные цветы, прилепились к этим скалам. Морские собаки вылезают из воды, совсем похожие на мокрых собак – но так далеко от берега, что не приходиться сомневаться. Они высоко над водой высовывают головы и с любопытством поглядывают на нас, пока мы не направились к ним. Какие-то длинноголовые и длинноногие птицы сидят и взлетают со скал, а море синее и волны сильнее и сильнее бьют о камни, но лодочники совсем спокойно и уверенно ведут лодку между подводных и надводных камней. Наш путник, видимо, ка[к]-то хочет разрядить свой восторг и стреляет из револьвера – но так жалко звучит этот выстрел среди всей этой торжественной картины. Мы в полном восторге. и только время заставляет возвращаться. Идя обратно, на переправе посмотрели еще один любопытный момент. В деревушке вспыхнул пожар – крытая соломой крыша быстро запламенела. Мы уже садились на плот, но звук сирены и крик заставил заглянуть – домишко стоял почти у берега. С криками носились кореянки – с кувшинами, корытцами и чуть ли не с чашками к воде и обратно заливать пожар – они действовали гораздо быстрее и решительнее, чем их мужчины – и даже детишки, привязанные за спинами, не замедляли их работы. Крик чаек и шум – все продолжалось недолго. Ручные пожарные быстро затушили огонь, и когда приехали настоящие, то делать уже было нечего. Для фасона поставили какую-то (неразборчиво). наверно машинку на берегу и стали качать воду. Шлангу хватило как раз до этого домика, одного из ближайших к реке. Все это было довольно забавно и совсем не трагично, а кореец который вез нас, все ухмылялся совсем весело. Как он объяснил – домик-то этот был н[ачальни]ка пожарн[ой] охраны. Мы вернулись к машинам и продолжали путь.
Выехали к берегу японского моря и остальную дорогу почти всю ехали по берегу. Дивные пляжи – чудные зеленые берега. Все так красиво, что кажется и выбора сделать нельзя. Конечно, курорты здесь были бы замечательные, но берега пустынны и девственны. На большом протяжении ни человека, ни жилья. И вот уже к вечеру подъезжаем к Ходик-По – это финиш нашего путешествия. Курорт только что строится, всего несколько домиков – и один из них красивой архитектуры, как замок, стоит на возвышенности у самого берега. Туда-то нас и повезли. Этот домик, построенный японцами, использовался как дача какого-то богача. Недурно задумано и выполнено. Весь он облицован крупной морской галькой и вид имеет какого-то старинного замка. Внутри уже больше европейского стиля, чем домики в Гензане и Алмазн[ых] горах. Но все же тот же дух Японии чувствуется. И здесь маленькие низкие комнатки, низкая мебель, девочки-прислужницы, молоденькие кореянки, приседают ежеминутно, приглашая то съесть, то выпить чего нибудь. Они очаровали меня, когда трое принесли мне ужин в спальню. Я захворала и не могла ужинать – и вот эта свита с подносами явилась ко мне, сели на корточках у кровати и, кланяясь, приглашали кушать то то, то другое. Мне было не до еды, так как сильно болел зуб, так что свет был не мил. И все же я не могла отказать этим милым девчушкам, они так мило улыбались и так весело кивали и мне и друг другу, когда я что-нибудь ела.
Покормив меня, они с поклонами удалились, оставив еще на подносах всякий десерт. Все было очень красиво подано и на их манер. Мне жаль, что этот вечер был испорчен моим нездоровьем. Всю ночь шумело и билось о подножье скал море, так чудесен был его шум и так красивы волны. Очень далеко видны были по обе стороны берега, и казалось, что весь их корабль стоит на берегу. Утром с такими же церемониями завтрак. Мне так и не удалось научиться ловко справляться палочками, и мне любезно предлагалось взять откуда (неразборчиво) сюда вилку. Собачьих (деваляев?) здесь как будто не было, но супы с белыми плавающими червями и тренанги, и сырые моллюски, и жареные ракушки - все это в изобилии чередовалось с европейскими блюдами. Яйца подавались сырые, но по моей просьбе их отварили, и это мне как-то больше всего понравилось. Долго сидели за завтраком, снимались и вообще как-то не хотелось уезжать - но, увы, позвонили из Алматы. Нас ждали там и мы должны были выехать в обратный путь. Вечером был банкет уже с генералом во главе, пили пиво с тостами. И даже водку - что здесь не так уж модно, как у нас. Любезно и гостеприимно, но не навязчиво делают они все для гостей. Здесь очень приятно. В 11 ч. вечера выехали в спец. вагоне в обратный путь. Вагон был очень шикарный - и купе, и салон, где хорошо можно было наблюдать за видами во все стороны. Все было по-новому красиво, но все-таки с машины было гораздо лучше. Тут нам повезло прокатиться с корейской и даже европейской балериной, знаменитостью балериной Цой Сун Чун. Вот здесь в этой книжечке она оставила мне свою подпись на память, а позже у нас в студии подарила целый ряд своих фото.
Встреча эта была хороша дополнением ко всему путешествию. Мы почти целый день проболтали. Балерина говорила по-английски довольно свободно и пыталась объясняться и по-русски. Я назвала ей много русских слов и фраз, которые она тут же записала в тетрадь, где уже был порядочный словарь - так очень хотелось поскорее выучить русский ей. Ей ужасно хочется поехать в Москву, она об’ездила Европу, Америку и вот только в Советском Союзе [ей не приходилось побывать]. Балерина выступала с успехом на фестивале в Праге. Сынишка 2 года (фраза неразборчиво) Ап Ман. Очень любезно пригласила посетить ее студию и дом в Пхеньяне. Сама она еще очень интересная. прекрасно сохранившаяся женщина. На вид лет 30-32, на самом деле же, по ее словам, 37. Вернулись в Пхеньян вечером как домой. Я все-таки с первых же дней за границей почувствовала какую-то неотвязную тоску о доме. И несмотря на все прелести и комфорт путешествия, меня неудержимо тянуло домой. Умом я критиковала это чувство, но с сердцем спорить трудно.
Пхеньян мне показался таким милым, потому что я считала его [таким] уже на границе нашего пути - но прожила бы еще там больше двух недель, т.к. 15/VIII [было] 3-х летие освобождения Кореи и было бы, конечно, очень уж нелегко, да даже просто неэтично уехать почти накануне праздника. Возвращение в Пхеньян было торжеств[енным]. Нас ждали машины и представители. Снова белый с черным потолок и сосна - прямо распластала по окну свои ветки. На другой день работа - и так почти каждый день до отъезда. В свободные часы очень тяжелый отдых.
Познакомилась с главой правительства г. Ким Ир Сеном – он совсем молодой, с обаятельной улыбкой человек, с виду добродушный толстяк – а на самом деле большой полит[ический] деятель и партизан с раннего возраста. Зубы и глаза хоть и щелочки, но хороши.
Концерт оставил впечатление печальное, о чем-то наивном и трогательном, он был очень не высок по исполнению, но проведен с искренней душевной теплотой. Испортили только балет "Дунайские волны". Там, где были национальные песни и пляски, было хорошо, но это было просто смешно, что и в значит[ельной] мере испортило впечатление. Вечер окончился поздно, начался пышный раз-езд, и нас подвезли, хотя было это в двух шагах.
Хан Сем Я. Были в гостях на обеде у генерала. Ну, тут все было очень по-европейски, хотя сам дом совсем японский, как и обстановка. Здесь посидели часов до 8 и отправились к советнику, который накануне передал нам привет и пригласил в студию Цой Сунси. Наши машины подошли к дому балерины – это пагода в три этажа с реки, а с улицы в 2. (неразборчиво) в широко открытых дверях нас встретила сама хозяйка, ее муж и еще неск[олько] человек. Мы пытались было оставить обувь у порога, но тахаме (?) сказала, что этого делать не нужно, и все они также остались в обуви. Прошли в комнату типа гостиную, там уже сидели несколько человек из совет[ской] администрации. Подали коктейли. Шел общий разговор, но довольно быстро нас пригласили наверх. Мы поднялись по гладко натертому полу и лестнице наверх. Попали в студию, большой зал – вдоль 3-х стен снаружи шел балкон, как во всех японск[их] домах. Слева от лестницы помещался оркестр – оригинальные деревянные и смычковые незнакомые мне инструменты. Мы сели у одной стены. Перед нами была большая площадь зала. Цой Сун Хи подготовила к выступлению своих учениц. Мы были сильно разочарованы этим, т.к. конечно всего больше хотели видеть ее саму, но делать было нечего. Балерина подвела молоденькую, очень скромную девушку, некрасивую, но с хорошим задумчивым выражением и очень женственн[ую]. Моя дочь - отрекомендовала она позже. К сожалению, дочь не могла танцевать, что-то с ногой. Лучшая ее ученица (злые языки говорят - лучше, чем сама учительница) Ким Пек Пон крутилась тут же и, видимо, была сильно занята хозяйством (говорят, балерина очень эксплуатирует своих учениц). Ким Пек Пон я так, к сожалению, и не повидала в танце. Дочь же (неразборчиво) мне удалось видеть позднее на концерте. После подготовки оркестра и световых (неразборчиво) начался балет. первый танец был с рукавами.
Балерина не была очень щедрой. и на этом концерт закончился. Нам предложили отдохнуть на балконе – и тут же накрывать столы. Был очень обильный (неразборчиво) ужин, и я даже поела зажаренных в сахаре картофелин и какого-то довольно вкусный корейск[ий] шашлык и бисквит. Вообще все меня занимало, а больше всего сама хозяйка, она с большим артистическим обаянием женщина, и кроме того очень интересная, как таковая. Ум ее, конечно, немного излишен, чувствуется хитрость и расчет также, а это несколько снижает обаяние. Было человек 20-25 народу и трудно было занимать долго ее внимание, поэтому говорили урывками. Часов в 12 собрались домой. С очень милыми словами Цой Сунхим подарила мне ряд своих фото – которые для меня являются просто картинами – с таким удовольствием я смотрю на них они очень хороши. Простились с пожеланием встретиться в Москве, а до того еще на (концерте?) в Маранбоне.
Накануне праздника было торжественное заседание в большом театре на Морантоне. Нам были вручены билеты, и к 7 часам мы приехали. Нас ка[к] знатных гостей тотчас же проводили в павильон, где находились члены: н[ачальни]ки департаментов во главе с предс[едателем] нар[одного] ком[итета] Ким Ир Сеном. Столько знати кругом, дамы в длинных платьях, корейцы в белых костюмах, а наши генералы блистают погонами. Картина праздничная. На столе фрукты, напитки. В 7:30 (неразборчиво) в зал, в театр.
________________________________________
На этом записи и заканчиваются.