В селении Зима мы простояли два дня на отдыхе. За это время наша контрразведка произвела среди пленных отбор около 600-700 более сознательных товарищей и в ночь перед нашим отходом из селения Зима расстреляла их за околицей. Жуткая картина сохранилась в моей памяти в связи с нашим выступлением из Зимы на Черемхово. Раннее морозное утро; вправо от дороги, по которой мы уходили, простиралось поле, сплошь усеянное трупами расстрелянных красных. Среди этих трупов копошились человеческие фигуры, разыскивавшие среди них близких им людей и, найдя их, укладывали на маленькие детские санки и медленно возвращались в село.
Война и революция. Воспоминания полковника л.гв. 2-го стрелкового Царскосельского полка Н.И.Де-Липпе-Липского // Памятные дни. Из воспоминаний гвардейских стрелков. Таллин, 1939. С.93, 106.
http://www.cirota.ru/forum/images/115/115990.jpeg
На ст. Зиму от Черемхово было выдвинуто ок. 2000, 2500, главным образом рабочих с копей, чтобы положить конец продвижению главной колонны. Несчастные эти выступили под командованием шт.-кап. Нестерова. Бой для них был неудачен, да к тому же их резервы, подходившие к месту боя, были арестованы чехами, придравшимися к каким-то нарушениям. В результате все красные дравшиеся части были захвачены нами в плен и перебиты. Интернированный чехами тов. Нестеров по телеграфу доносил в Иркутск о том, что «проходившие каппелевцы натворили ужасов». На льду реки Зимы были наложены целые штабеля трупов несчастных, погибших от собственного неразумия и ослепленности пославших.
Вс. Иванов. В Гражданской войне. Харбин, 1921. С. 99.
А что про это пишет Щепихин? У него казни пленных... вообще не упоминаются! Давайте посмотрим на его описание.
На другой день нам стала совершенно ясна картина вчерашнего боя. Так как косвенно в нем участие приняли и некоторые чешские части, то пришлось много времени посвятить переговорам с чешским командиром - начальником 3-й чешской дивизии Прхала...
На станцию Зима для руководства боем прибыли из Иркутска во главе с самим Калашниковым и комиссаром Нестеровым целый ряд лиц командного состава. При них была артиллерия и один аэроплан.
Артиллерия и аэроплан немедленно были выгружены здесь же на перроне станции Зима, на глазах всех чешских эшелонов... Командный состав оставался в поезде, но его чины, конечно, разгуливали по станции и хвастались, что наконец-то каппелевцам будет конец, "только через наши трупы они пройдут дальше" - такое хвастливое заверение дал Калашников по телеграфу своему единомышленнику товарищу Грязнову, в Красноярск... дабы тем самым загладить неудачу под Н[ижне]удинском...
Из Иркутска же прибыло около трех с половиной тысяч бойцов, прекрасно снабженных и вооруженных...
Чехи, из тех, что всегда питали к нам симпатии, а таких было большинство, прямо-таки скрежетали зубами при виде, как нагло попираются все условия нейтралитета... и, конеч-/285/-но, достаточно было небольшой искры, чтобы вспыхнул пожар... Такой искрой явился командир конного чешского эскадрона, находившийся совершенно случайно на станции в эшелоне,поручик Червинка.
Червинка русского воспитания (его отец всю жизнь прослужил в русской армии и, очевидно, воспитал своих детей в духе преданности и любви ко всему русскому) и русской службы офицер, конечно, особенно болезненно и нервно реагировал на все приготовления большевиков по организации нам голгофы под станцией Зима... Как раз накануне большевики-партизаны устроили нападение на тыловые, плохо защищенные чешские эшелоны и принудили часть имущества бросить в лапы партизан, а люди должны были уплотняться... Кроме того, во время этого нападения чехи должны были бросить паравозы... Теперь ввиду недостатка таковых приходилось производить перегруппировку эшелонов на станции Зима и некоторые части пустить походным порядком. К ним принадлежал и эскадрон Червинка. А потому стоило последнему бросить лишь маленькую искорку в недовольную предстоящей переменой их движения толпу легионеров, как он, Червинка, нашел в этой массе полное себе сочувствие...
А плане его был не особенно рискованный, но, принимая во внимание заигрывание высшего командования с большевиками, все же лично для него достаточно смелый... Червинка решил в момент наступления нашего, когда с фронта передовые части потребуют себе подкрепление из стоящего на станции калашниковского резерва, то, не медля ни минуты, запереть этот резерв в его временном, при станции, помещении и предложить сдать на время боя оружие...
Очевидно, своим планом Червинка поделился со своим на станции ближайшим начальником Прхалой и приступил к подготовительным по его частной операции маневрам: эскадрон был выгружен, сосредоточен возле огромных станционных казарм, где беспечно ожидали боя красноармейцы. К кавалеристам начали присоединяться и легионеры из прочих, сочувствующих планам Червинка, эшелонов... После некоторых предварительных совещаний решено было не-/286/-сколько расширить круг операции, включив в него и стоящую близ своих позиций большевицкую артиллерию... Сказано - сделано... Все было приготовлено, и ни одна душа из командного состава большевиков не знала о готовящейся им западне... Весьма возможно, что сами красноармейцы догадывались, что чехи что-то им готовят, и даже, возможно, знали, что именно. Так как планы Червинка, во всяком случае, не были противны рядовым бойцам из иркутского гарнизона, как известно, набранного из бывших белых частей, которые шли весьма неохотно против своего же брата "каппеля", то они молчаливо ожидали результатов.
И вот грянул бой, т.е. бой-то даже и не успел как следует развернуться, как получено было известие, что резервы на станции арестованы чехами, а командному составу предложено было немедленно покинуть станцию и отправиться в Иркутск.. Вот чем и объяснялась, с одной стороны, малая устойчивость красноармейских отрядов, а с другой, та свобода, с которой Вержбицкий маршировал до самой станции и города Зима!..
Не удался весь маневр товарищу Калашникову, но не вполне он удался и нам: сдавшиеся и запертые в казармах, частично разоруженные красноармейцы все же оружие потом получили обратно по категорическому требованию генерала Сырового. Этот чешский верховный начальник решил выдержать до конца ставку на большевика, а потому находил всякое выступление чехов против советских войск не только бесполезным, но и вредным: ведь все туннели на Кругобайкальской дороге были в руках большевиков. Кроме того, надо было как-то протаскивать чешские эшелоны и через город Иркутск...
[Щепихин С.А. Сибирский Ледяной поход. Воспоминания / под ред. А.В. Ганина; подгот. текста, вступ. ст., примеч. А.В. Ганина. — М. : Фонд «Связь Эпох» ; Издательский центр «Воевода», 2020. С. 285-287. Далее похвальбы чехам и нытье по этой теме]
Кстати, сведений о жестокостях белых в Ледяном походе немного, но вот еще пример, правда, уже с другого направления - отхода отряда генерала Сукина через Прибайкалье в Читу.
http://ka-z-ak.ru/index/31----/6475-velikij-sibirskij-ledyanoj-pokhod
Участник похода Северной группы генерала Н.Т. Сукина доброволец С.В. Марков описывает подобный случай зверской казни пленных, произошедший в январе-феврале 1920 г. во время движения отряда по р. Лене: «…мы потеряли двух [оренбургских] казаков-квартирьеров, команда которых шла с авангардом. Подъехав к очередному селу, они поехали вперёд и в селе были схвачены красными, которые увезли их в следующее село Знаменское, где зверски истязали и затем ещё живых, со связанными спереди проволокой кистями рук и с пропущенными сзади, под локтями, шестами спустили в прорубь, под лёд, где мы и нашли их замёрзшими. Это зверство возмутило всех нас до такой степени, что следующее село Грузновское, где красные решили нас остановить, было нами захвачено таким стремительным ударом, что красные не успели ни убежать, ни увести свой обоз. Те из них, кто выскочил на реку [Лену], пытаясь ускакать или уехать на санях, были порублены нашими казаками, да и все сельские улицы были покрыты зарубленными красными. Таким образом, страдания двух замученных казаков были отомщены. В лес успело уйти всего лишь несколько десятков лыжников, и по льду ускакало на хороших лошадях несколько всадников».
Командир 3-го Барнаульского полка Камбалин, рассказывая о том же бою, нагло рисует дело так, что убили только коммунистов, а остальных-де и пальцем не тронули. Вот жеж сволочь.
http://www.sibogni.ru/content/3-y-barnaulskiy-sibirskiy-strelkovyy-polk-v-sibirskom-ledyanom-pohode
Вся остальная толпа красных была захвачена в деревне в плен и обезоружена. Забрали мы что-то человек около 180-200, несколько пулеметов, изрядное количество патронов, столь нам необходимых, и огромный обоз.
Спаслось бегством только несколько десятков коммунистов, которых мы потом гнали до самого г. Верхоленска.
Среди красных оказалось очень много насильно мобилизованных ленских крестьян. С коммунистами расчеты были короткие — расстреляли, мобилизованных же на следующий день, взяв с них обещание больше не воевать с белыми, распустили по домам. Ночь, проведенная ими под арестом в плену, и виденная расправа с коммунистами, видимо, произвели на них потрясающее впечатление и отбили у многих охоту воевать.
Наши потери были ничтожны: несколько легко раненых стрелков, но зато количество тифозных больных все возрастало, выводя из строя чуть ли не половину штыков в ротах. Многим за поход пришлось переболеть и сыпняком, и возвратным тифом. К частью, смертных случаев было немного: одного стрелка схоронили на Ангаре, да, кажется, двух безнадежно больных оставили в городской больнице г. Верхоленска.
Должен отметить, что красный парламентер, наш земляк барнаулец, будучи отпущен нами к своим товарищам уже под самой деревней, кончил свой земной путь и столь многополезную работу во славу III Интернационала в бою в самой деревне.
В общем, на этих примерах можете судить сами о том, что такое белые мемуары, да и мемуары вообще.