канд. ист. наук, доц. кафедры общих гуманитарных и социально-правовых дисциплин Института законоведения и управления Всероссийской полицейской ассоциации (г. Тула, Российская Федерация)
Румынский фронт в 1916—1917 гг.:
НА «КАЧЕЛЯХ» СОЮЗА И ВРАЖДЫ
К 1916 г. Балканский полуостров уже давным-давно пылал в огне. С самого начала Первой мировой войны в ней на стороне Антанты принимала участие Сербия, которая к 1916 г. была /247/ уже оккупирована, а сербская армия, король и правительство эвакуировались на остров Корфу, откуда союзники переправили армию под Салоники. Точно так же потерпела поражение и была оккупирована Черногория, принявшая сторону Антанты. Формально нейтральная Греция сделалась объектом борьбы между противоборствующими блоками, причем такой нейтралитет был выгоден обеим сторонам. Англо-французы не могли гарантировать удержания греческой территории, буде Греция выступила бы на стороне Антанты. Немцы же не желали разбрасывать свои и без того ограниченные и необходимые для борьбы на несколько фронтов силы по весьма уязвимому с моря пространству. В частности, Антанта держала свои войска на плацдарме в районе порта Салоники, занимавшего выгодное стратегическое и вообще географическое положение. Противник же, локализовав этот плацдарм, приковал к нему массу англо-французских войск, которых не хватало под Верденом и на Сомме.
Однако в 1916 г. оставалось еще одно государство Балкан, пока соблюдавшее нейтралитет. Причем это был вооруженный нейтралитет, так называемое «вооруженное выжидание». Таким государством являлась Румыния, чье военно-политическое руководство выжидало, пока явно и отчетливо определится перелом в пользу той или иной коалиции противоборствующих держав, дабы примкнуть непременно к победителю. Брусиловский прорыв стал той «соломинкой, что сломала спину верблюда» румынских сомнений в исходе войны в пользу той или иной коалиции. Сами австрийцы признавали, что после разгрома первого месяца наступления русского Юго-Западного фронта «только исключительный успех в Восточной Галиции мог удержать Молдавское королевство от выступления. Однако все попытки произвести мощный контрудар не давали желаемых результатов, так как все подвезенные дивизии были употреблены для заполнения прорывов» [16, с. 1037]. И румынский премьер-министр И. Брэтиану после долгих колебаний сделал окончательный выбор. Он сделал выбор не союзника, в чем он определился с самого начала войны, а выбор момента для вступления в войну.
Русская сторона неохотно шла навстречу идее вступления Румынии в войну, справедливо предвидя, что в случае неудачи все издержки лягут на Российскую империю, так как русские и румыны должны были действовать совместно на Восточном фронте Первой мировой войны. Однако под давлением союзников императору Николаю II, занимавшему пост Верховного главно-/248/-командующего, пришлось уступить. Согласно конвенции от 4 августа 1916 г., русские обязывались выставить в поддержку румынам в Добруджу на болгарский фронт усиленный корпус в 50 тыс. чел. Русский 47-й армейский корпус генерала А.М. Зайончковского вступил в пределы Румынии 14 августа 1916 г., с объявлением румынами войны Австро-Венгрии.
Вооруженные силы Румынии состояли из 550—600 000 чел., которые сводились в четыре армии. Это численность военного времени, то есть вместе с запасными и новобранцами, призванными в армию по мобилизации. Румынская армия имела всего около 700 орудий и минимальное количество пулеметов. В огневом отношении одна дивизия неприятеля могла успешно сражаться с восемью румынскими пехотными дивизиями. Б. Лиддел-Гарт справедливо подметил, что «громоздкость дивизий румынской армии плюс невысокое качество ее офицерского корпуса сами по себе уже являлись препятствием к маневренным действиям» [10, с. 262].
Самое главное — румыны не имели опыта ведения современной войны, так как тактика ведения боевых действий к 1916 г. шагнула далеко в сравнении с 1914 г. Поэтому, невзирая на неплохой солдатский личный состав, офицерский корпус являлся слабым по своей подготовке, и ему требовалось время, чтобы втянуться в современные условия. Следовательно, по мере развития событий на плечи России ложились все новые усилия по поддержке, а затем и спасению своего союзника.
Румынское развертывание: Северная (4-я) армия генерала К. Презана (107 тыс. чел.) прижалась своим правым флангом к русской 9-й армии генерала П.А. Лечицкого, оперировавшей в Южных Карпатах, обеспечивая наступление главных сил. Армии 1-я (генерал И. Кульчер) и 2-я (генерал Г. Крайничану) в 250 тыс. чел. наносили главный удар в Трансильвании в направлении Кронштадт — Германштадт. Наиболее слабая, состоявшая по большей части из запасных, 3-я армия генерала М. Аслана (142 тыс. чел.) расположилась заслоном вдоль Дуная (то есть против Болгарии). Здесь 3-я армия должна была взаимодействовать с русским 47-м корпусом.
Военные действия складывались для румын неудачно, что объективно обусловливалось слабой подготовкой румынской армии к войне. Главная группировка вскоре была остановлена противником в Трансильвании, дунайские крепости (прежде всего Туртукай) быстро сданы болгарам после незначительного сопротив-/249/-ления, Северная армия увязла в горных боях в Карпатах. Уже к концу сентября австро-германцы вырвали стратегическую инициативу и перешли к контрударам, вскоре вылившимся в общее наступление в Румынии.
Слабость военной подготовки, особенно заметная на фоне происшедших изменений в военном деле за два года войны, которые прошли мимо внимания румынского генералитета, стала главной причиной поражений. Генерал Брусилов вспоминал: «Спустя немного времени после начала военных действий румынской армии вполне выяснилось, что румынское высшее военное начальство никакого понятия об управлении войсками в военное время не имеет, войска обучены плохо, знают лишь парадную сторону военного дела, об окапывании, столь капитально важном в позиционной войне, представления почти не имеют, артиллерия стрелять не умеет, тяжелой артиллерии почти совсем нет, и снарядов у них очень мало. При таком положении не удивительно, что они вскоре были разбиты, и той же участи подвергся и Зайончковский в Добрудже» [4, с. 211].
Переломить ситуацию один русский корпус не имел возможности. Поэтому в середине осени в Румынию широким потоком пошли русские подкрепления, вследствие слабости железнодорожной сети перебрасывавшиеся медленно и по частям. Указывая, что румыны годны исключительно для занятия пассивных участков фронта, в то время как на острие атаки и обороны должны быть русские, 16 сентября А.М. Зайончковский сообщал в Ставку Верховного командования: «Решительный успех мы вообще можем иметь только тогда, когда русских войск будет больше, чем румынских, а не наоборот, как теперь» [1, Ф. 5972. Оп. 3. Д. 357. Л. 20—24].
В связи с поражениями румынской армии уже спустя месяц после выступления Румынии русские силы здесь стали увеличиваться, причем часть их шла сразу в Трансильванию на помощь не 47-му корпусу, а румынским армиям. В начале сентября в Румынию прибыла второочередная 115-я пехотная дивизия, в конце сентября — 3-я стрелковая и 8-я кавалерийская дивизии, в начале октября — 265-я Оренбургская ополченская дружина. В конце октября по частям в Румынию прибыл 4-й армейский корпус, после чего русские войска перебрасываются на юг большими массами.
В начале октября румынская группировка была разбита в Трансильвании и отступила на свою территорию: «Трансильванская операция австро-германцев характерна тем, что оба /250/ решившие исход операции сражения разыгрались в широких горных котловинах Германштадта и Кронштадта» [15, с. 22-23]. Тогда же в Добрудже русско-румынские войска были оттеснены группой А. фон Макензена от Констанцы, тем самым потеряв черноморский порт, через который шло снабжение русской группы. Констанца пала 10 октября, затем - Черноводы: тем самым германцы получили в свое распоряжение как морскую базу, так и железнодорожный мост у Черновод, откуда железная дорога вела прямо на Бухарест. Потеряв железнодорожную ветку Констанца - Черноводы, русские были оттеснены в бездорожье. В конце месяца германская 9-я армия генерала Э. фон Фалькенгайна разгромила 1-ю румынскую армию И. Кульчера у Жиу и вышла на румынскую равнину.
С середины октября русская Ставка приступила к переброске русских войск на поддержку румын, чей предстоящий разгром уже явственно обозначился. Как то и предвидел Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев еще в начале года, поражение румын существенно ослабляло Восточный фронт, растягивая русские резервы, а также и без того скудные материально-технические ресурсы на дополнительные несколько сотен верст. Вместо остатков Добруджанской армии формировалась новая армия - Дунайская, в которую вливались прибывавшие из России подкрепления. Но к нужному моменту - когда требовалось удержать за собой Добруджу - эти части уже не успели. 4-й армейский корпус прибыл в Румынию только 20 октября, когда русские были оттеснены из Добруджи к Дунаю, а генерал А.М. Зайончковский передал командование бывшему командующему 11-й армией генералу В.В. Сахарову. Помимо того, в Румынию прибыли 4-й Сибирский корпус из состава Юго-Западного фронта, а также 3-я и 8-я Кавказские стрелковые дивизии из состава Северного фронта. Эти войска «размазывались» по Румынии от Бухареста до Добруджи.
Опасаясь нового поражения, к которым в Румынии уже привыкли, 13 ноября румынское правительство переехало в Яссы. Двумя потоками австро-германцы надвигались на Бухарест, в районе которого по инициативе французской миссии генерала А.-М. Бертело румынское командование намеревалось дать решительное сражение. Генерал Авереску впоследствии отмечал, что «битва при Бухаресте была инспирирована генералом Бертело вопреки соображениям румынского штаба» [8, с. 85]. В бухарестском сражении 20-22 ноября 120-тысячная группировка румын (1-я армия /251/ и Дунайская группа) была совершенно уничтожена и рассеяна. Только 30 тыс. румынских солдат при помощи русской 40-й пехотной дивизии из состава 4-го армейского корпуса, разомкнувшей тиски намечавшегося окружения, сумели уйти на северо-восток. Трофеями противника стали 65 тыс. чел., 124 орудия и 115 пулеметов. Масса румынских солдат из вчерашних крестьян попросту дезертировала, разбежавшись после поражения под Бухарестом и разойдясь по домам [19, с. 108].
К началу декабря стало ясно, что новый фронт придется держать одним русским войскам, при минимальном участии немногочисленных румынских подразделений. Русский посланник в Румынии А.А. Мосолов, прибыв в Яссы, так писал о румынских солдатах: «Я увидел толпы беглецов, представлявших остатки румынской армии. Это были не регулярные части, а насильственно собранные сборища избегнувших гибели людей, в большинстве босых, оборванных, с драньем, накинутым на плечи поверх грязного белья» [13, с. 26]. Немцы без боя 23 ноября вошли в Бухарест, и весь конец года прошел в ожесточенных боях по оттеснению румыно-русских подразделений на северо-восток.
Не имея возможности своевременно питать войска резервами и боеприпасами, русское командование не могло и организовать жесткой обороны, стабилизируя тем самым откатывающийся к северу фронт. Беженская лавина уничтожала все на своем пути, ничего не оставляя после себя. Так как оба встречных движения — русские на юг и беженцы на север — развивались вдоль железнодорожных коммуникаций, то русским пришлось везти предметы снабжения с собой. Местные средства были истощены отступающими людьми, а гужевой транспорт русских соединений застревал в осенней грязи, снижая темпы переброски. В итоге, австро-германцы били подходившие русские соединения по частям, тем самым вовлекая их в отступление.
Император Николай II 24 ноября повелел сформировать новый, уже 5-й по счету, фронт, занявший позиции по рубежу реки Серет. Фронтовое управление было образовано на основе штаба Дунайской армии. Румынский фронт находился под номинальным командованием румынского короля Фердинанда I, с прямым подчинением русской Ставке. Приказ Ставки от 5 декабря гласил, что румынский король принимает на себя главнокомандование «русскими и румынскими войсками, действующими на вновь образуемом Румынском фронте» [17, № 1683]. Фактическое же /252/ командование осуществлял помглавкорум — помощник командующего Румынским фронтом — генерал В.В. Сахаров. Румынские армии подчинялись штабу фронта, а следовательно, на практике русскому командованию.
К концу декабря в состав Румынского фронта входила 200-тысячная румынская армия и 3 русские армии (4-я, 6-я и 9-я) общей численностью почти в 1 млн. чел. По французским данным, румынская армия насчитывала 179 687 штыков и сабель, и 82 545 новобранцев [21, с. 524].
Зимой 1917 г. потери в основном нес только Румынский фронт, в то время как прочие русские фронты фактически бездействовали. Северный и Западный фронты бездействовали с июля, Юго-Западный фронт - с октября. Так, потери на всех фронтах за первую неделю нового года - с 31 декабря по 6 января - составили 2723 убитых, 7656 раненых, 373 контуженных и 453 пропавших без вести. Из этого числа убитых 2245 бойца — 82,5 % — выпадали на долю армий Румынского фронта [2, Ф. 2003. Оп. 2. Д. 447. Л. 71]. С.Г. Нелипович указывает, что с середины августа по 18 декабря 1916 г. русские потеряли в Румынии 6022 чел. убитыми, 28 446 чел. ранеными и 19 580 пропавшими без вести. Приведенная выше цифра убитых русских солдат и офицеров на Румынском фронте лишь за одну неделю 1917 г. позволяет предположить, что цифры С.Г. Нелиповича несколько занижены. По его данным, войска Центральных держав потеряли в Румынском походе 8 тыс. убитыми, до 40 тыс. ранеными и 3 тыс. про /253/ павшими без вести. Румыны потеряли 17 тыс. убитыми, 56 тыс. ранеными и до 240 тыс. пленными и разбежавшимися [12, с. 45].
Совместные действия русских и румынских войск далеко не всегда оказывались успешными и плодотворными. Румыны, действовавшие вместе с русскими, нередко без предупреждения отступали, оголяя фланги русских подразделений. Помимо высшего руководства, этому также чрезвычайно способствовала социальная рознь между солдатским составом румынских войск и офицерским корпусом. Взаимодействие различных частей и родов войск пришлось налаживать уже в ходе боев. Подобные недостатки румынской военной машины, несомненно, сильно облегчали дело для противника. Русский участник тех событий впоследствии писал о румынах: «Даже офицеры были накрашены [косметикой]. В окопах они обычно не сидели, а, оставляя за себя унтеров, уходили спать в деревни. Этим пользовались немцы, занимая окопы на флангах русских. Поэтому впоследствии румынские части были сняты с фронта и отведены в тыл для реорганизации» [22, с. 43]. Вне сомнения, далеко не все румынские офицеры могут подпасть под такую характеристику. Но все-таки их было довольно много, раз это явно бросалось в глаза русским участникам войны. О косметике и непрофессионализме говорят и другие современники. Например, минский губернатор вспоминал об офицерах румынской военной миссии при русской Ставке как об «очень нарядных и элегантных, с подфабренными усами, подрумяненными щеками и подведенными черным карандашом глазами» [7, с. 87].
Слабое, безынициативное, отвратительное командование не позволило румынскому руководству использовать высокие боевые качества своих солдат. Зайончковский еще в начале сентября в своей телеграмме в Ставку характеризовал румынский генералитет именно так: «Впечатление в военном отношении отвратительное. Это полное непонимание ведения современной войны, страшная паничность в действиях, самые ужасные сплетни угрожающего характера в официальных донесениях, всегда опровергаемые моей воздушной разведкой» [2. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 417. Л. 9]. Участники и исследователи войны в один голос свидетельствуют о том, что румынский солдат был хорош, ненамного уступая русскому, однако офицерский корпус был подготовлен настолько плохо, что прекрасные солдаты только зря гибли в неумело организованных боях.
Русским приходилось не только сражаться, но и обучать своих союзников ведению современной войны. В условиях войны учеба /254/ давалась излишней кровью, а разгромлены румынские армии были прежде, чем успели научиться. Русский офицер указывал: «До прихода русских войск румыны, не имевшие опыта в войне, занимали фронт не сплошной линией, плохо наблюдали за незанятыми промежутками, окопов не рыли, рыть их в каменистой почве гор было очень трудно. Офицеры держались обособленно от солдат, были изнежены, многие носили корсеты, румянились. Они командовали своими частями издали: командир батальона сидел в нескольких верстах от передовой и названивал по телефону в роты» [5, с. 32]. Поэтому новым союзником были недовольны в первую очередь как раз те, кто бок о бок с ним находился в окопах. В своем донесении от 26 декабря в Ставку начальник Кавказской Туземной конной дивизии князь Д.П. Багратион утверждал, что существующие взаимоотношения с румынами, в конечном счете, «могут привести к катастрофическим результатам». Русский генерал находил, что «румынская армия ни в моральном, ни в техническом, ни в материальном отношениях не подготовлена к ведению серьезных операций. Совместные боевые действия с румынами невозможны... Отношение населения к нам недоброжелательно и даже враждебно, особенно вблизи фронта». Багратион предлагал взять управление остатками румынской территории и ее войсками в свои руки, а румынские части на фронте заменить русскими, чтобы быть застрахованными на время боев от любых неожиданностей [2, Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1030. Л. 18об.—19].
Незадолго до падения российской монархии в Ставке осознали угрозу возможного голода на Румынском фронте. 13 февраля 1917 г. французский посол М. Палеолог записывал в дневнике: «Продовольственное положение в Молдавии с каждым днем ухудшается: румынская армия получает рацион ниже нормы, а гражданское население умирает от голода» [14, с. 328]. Однако в целом решить проблему удалось. «Организации Гербеля» удалось справиться с поставленной перед ней задачей — снабжением Румынского фронта, частичным снабжением Юго-Западного фронта и выполнением ряда нарядов во внутренние губернии Российской империи. Гофмейстер С.Н. Гербель являлся окружным уполномоченным Министерства земледелия в юго-западных регионах России.
В ходе боев конца 1916 — начала 1917 гг. русские снабжали не только свои войска, но и румынские, правда, русские пользовались и румынскими запасами. После Февральской революции, в марте 1917 г., румыны просили дать 1 тыс. вагонов соле-/255/-ной рыбы, 200 вагонов риса, 200 - перловой крупы, 200 - других разных круп, 30 - чечевицы, 1500 - бобов, 100 - мучных продуктов, 100 - сала, 100 - фруктов, овощей и сушеного мяса, 30 - свечей, 150 - мыла, 50 - чая, 50 - кофе, 10 - шоколада, 5 - веревок, 100 - сыра, 10 - хмеля, 20 - сгущенного молока, 10 - компота, 50 - орехов и 1 млн. мешков [3, Ф. 456. Оп. 1. Д. 246. Л. 226-227]. Кроме того, В.В. Сахаров разрешил румынам закупать зерно, скот и сено в Бессарабии. В определенной степени это ставило продовольственную организацию под руководством Гербеля в невозможность выполнять назначенные заготовки хлеба в этой губернии [2, Ф. 2009. Оп. 1. Д. 123. Л. 279-280].
Румынские власти и войска производили самостоятельные закупки хлеба в Бессарабской и Херсонской губерниях, «не считаясь ни с твердыми ценами, ни с правилами, установленными уполномоченными». Новый министр земледелия А.И. Шингарев считал, что такой подход ведет «к полному беспорядку в использовании средств этих губерний» и потому предлагал отказать румынам в самостоятельных закупках продфуража, делая расчет на посредничество Гербеля - «это единственный выход избегнуть продовольственного кризиса как у румын, так и в наших армиях при выяснившемся общем недостатке хлебов у нас» [1, Ф. 6831. Оп. 1. Д. 50. Л. 13, 26]. Но главное - права проведения реквизиций на русской территории румыны все же не получили. А добровольная закупка, даже пусть и по высоким ценам, не могла принудительно разорить крестьянские хозяйства.
В то время как Российская империя снабжала союзную аграрную Румынию хлебом, что само по себе явилось нонсенсом, державы Центрального блока подсчитывали богатые трофеи. Помимо ранее закупленного хлеба (считая и озимую пшеницу урожая 1916 г.), неприятеля, оккупировавшего три четверти румынской территории, ждал еще и будущий яровой урожай. И он должен был оказаться немалым. Перед войной по экспорту пяти важнейших хлебов (пшеница, рожь, ячмень, овес, кукуруза) Румыния стояла на третьем месте в мире после России и Аргентины. Если русские вывозили 633 млн. пудов хлеба в год, то румыны - 213 млн. Поэтому, в силу экспортной ориентированности сельскохозяйственной экономики Румынии, австро-германцы обнаружили здесь больше продовольственных средств, нежели на территории занятой ими в 1915 г. русской Польши, части Литвы и части Курляндии вместе взятых [6, с. 74, 87]. Российский представитель при румынском командовании полковник /256/ В.А. Палицын из Ясс сообщал о неприятеле с показаний перебежавшего линию фронта румынского журналиста Бодеану: «Кормят германские войска обильно, благодаря захвату припасов» [2, Ф. 2000. Оп. 1. Д. 2956. Л. 18]. По минимальным данным, австро-германцы вывезли из оккупированной Румынии 2 млн. тонн сельскохозяйственных продуктов, 86 тыс. голов крупного рогатого скота, 106 тыс. свиней [9, с. 11-12].
Таким образом, оккупация Румынии позволила Центральному блоку продержаться в продовольственном отношении весь следующий год, после чего, согласно условиям Брестского мира и сопутствующих процессов, была получена новая опора в лице западных областей бывшей к тому времени Российской империи (хлебородная Украина). Начальник штаба германской ставки генерал Э. Людендорф признавался, что «Германия, Австро-Венгрия и Константинополь продержались в 1917 г. исключительно благодаря Румынии» [11, с. 350].
Румынские вооруженные силы были воссозданы лишь к лету 1917 г. Теперь румынские армии имели в своем составе 15 пехотных дивизий, 2 кавалерийские дивизии, 5 отдельных бригад, 4 дивизиона тяжелой артиллерии, 12 эскадрилий самолетов. Экстренные меры по призыву новобранческих контингентов позволили румынам существенно увеличить свою боевую силу по сравнению с теми остатками, что к концу 1916 г. отступили за Серет. Если в начале 1917 г. румыны имели под своими знаменами 180 тыс. штыков и сабель, то летом король Фердинанд I вновь располагал почти полумиллионом бойцов.
В летних боях кампании 1917 г. румынские армии показали свою боевую силу уже на должном уровне. Теперь румыны, получив опыт войны и сохранив дисциплину и войска, желавшие драться за освобождение родины, с презрением наблюдали за разложением русских войск. В начале апреля помглавкорум докладывал в Ставку: «Румыны взирают на поведение наших солдат и на подобные недопустимые по дисциплине поступки их не только в полной мере отрицательно, но и с опасением в отношении возможности продолжения союзных с нами действий» [20, с. 35, 115].
Революционный процесс в России и начавшийся в конце лета постепенный развал фронта вынудил румынское руководство сконцентрировать максимум возможных ресурсов в своих руках. Т. е., видя крушение русской государственности и представляя себе последствия этого для Румынии, король Фердинанд I отдал распоряжение придерживать собственно румынские ресур-/257/-сы в Молдавии и усилить накопление запасов в приграничных российских губерниях. Уже в середине сентября 1917 г. русские потеряли право и возможность покупать продовольствие и скот для русских войск в Румынии, а 29 сентября 1917 г. румынское военное министерство сообщало в штаб Румынского фронта: «Военное министерство получает ежедневно прошения от разных частей и их делегатов о разрешении покупок на нашей территории хлебов, фуража, овощей и скота. Министерство не в состоянии удовлетворять этим требованиям, так как даже количества, потребованные в договоре, могли быть доставлены лишь с большим трудом и ущербом для румынской армии и местного населения. Прошу поэтому не отказать распорядиться о прекращении подачи подобных требований в военное министерство». Тогда же руководитель совместной комиссии по закупкам продуктов на румынском ТВД телеграфировал в штабы соединений: «В Комиссию прибывают ежедневно десятки уполномоченных частей войск за получением разрешений на право покупки продуктов у румынского населения. Прошу оповестить, что Комиссия подобных удостоверений не выдает. Полагаю, что донесения о продовольственных затруднениях должны идти по команде, а не путем поездок отдельных уполномоченных» [2, Ф. 2086. Оп. 1. Д. 17. Л. 77, 235].
После октябрьского переворота и начавшейся демобилизации русской армии противоречия стали выливаться и в явные конфликты, так как уходившим русским войскам чем-то надо было питаться, но остававшимся румынским армиям и мирному населению требовалось оставить для себя как можно больше ресурсов в силу неясной перспективы заключенного с Центральными державами перемирия. Известно, что объявление перемирия советским правительством и усилившийся развал фронта в условиях минимального снабжения вынудили войска уходить с позиций и добывать себе пропитание в тылах на театре военных действий. Конечно, такая практика влекла за собой определенный уровень насилия.
На Румынском фронте дело осложнилось тем, что румынская армия оставалась в окопах, румыны вели сложные сепаратные переговоры с австро-германцами, а ведь им требовалось кормить еще и свое мирное население. Поэтому действия русских вызывали периодические столкновения даже и тогда, когда еще не поменялась власть. Так, незадолго до прихода к власти большевиков Ставка телеграфировала в штаб Румынского фронта, что «заготовка отдельными войсковыми частями продуктов и фуража Временным /258/ правительством категорически воспрещена. Исключение составляет прифронтовой район, предоставленный войскам для эксплуатации, где опять-таки эксплуатация должна производиться при участии продовольственных органов». Т. е., самостоятельные реквизиции войск были нередкими. Например, 14 декабря румынская сторона настаивала перед помглавкорумом генералом Д.Г. Щербачевым на издании запрета на вывод скота из Румынии русскими отрядами. Румыны сообщили, что «ввиду того, что мы этим лишаемся последних запасов, честь имеем просить Вас довести до сведения русских армий, что им категорически воспрещается уводить скот из Румынии в Бессарабию. Румынским постам приказано препятствовать русским отрядам и частям совершать подобные поступки» [2, Ф. 2086. Оп. 1. Д. 17. Л. 55, 89об., 292].
Таким образом, расчеты союзных стран - держав Антанты - на получение каких-либо существенных успехов в связи с обретением нового союзника не оправдались. Русская же сторона не сумела проявить политической воли, настояв на собственном неверном видении оперативно-стратегического использования румынских вооруженных сил. В итоге поражения на фронте получили внутриполитический резонанс, так как внутри империи антигосударственная деятельность подходила к своему апогею. Поэтому, как совершенно справедливо отметил А.А. Свечин, «авантюра союза с Румынией и его неудачи оказались тяжелым ударом по старой русской государственности» [18, с. 203].
Впереди Румынию ждали тяжелые испытания в период Великой Русской революции 1917 г.; недолговечный мирный договор 7 мая 1918 г. с Центральными державами, фактически делавший Румынию австро-германской колонией; новое выступление против Германии и ее союзников 10 ноября; участие в капитуляции государств, боровшихся против Антанты. По итогам мирных договоров победителей с побежденными румыны получили австрийскую Трансильванию, большую часть Южной Венгрии, Южную Буковину, Банат, часть Галиции, Южную Добруджу. Все это явилось не только платой за участие в войне, но и нуждой Антанты в Румынии как одной из преград на пути Красной Смуты, разливавшейся по Европе из бывшей Российской империи. Также румыны, воспользовавшись Гражданской войной в России, оккупировали Бессарабию (Молдавию), входившую в состав Румынии до 1940 г.
Первая мировая война оказалась весьма выгодной для Румынии: вступив в военные действия через два года после начала вой-/259/-ны и даже потерпев военный разгром и последующую капитуляцию, в конечном счете румыны все-таки увеличили территорию и население своей страны более чем вдвое.
Литература
1. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ).
2. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА).
3. Российский государственный исторический архив (РГИА).
4. Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 1983.
5. Военная быль. 1974. № 128.
6. Данилов Н.А. Экономика и подготовка к войне. М.; Л., 1926.
7. Друцкой-Соколинский В.А. На службе отечеству. Записки русского губернатора. Орел, 1994.
8. Емец В.А. Противоречия между Россией и союзниками по вопросу
о вступлении Румынии в войну (1915-1916 гг.) // Исторические записки. Т. 56. М., 1956.
9. История Румынии 1918-1970. М., 1971.
10. Лиддел-Гарт Б. Правда о Первой мировой войне. М., 2009.
11. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. М.; Мн., 2005.
12. Нелипович С.Г. Брусиловский прорыв. Наступление Юго-Западного фронта в кампании 1916 года. М., 2006.
13. «Очаги тревоги» в Восточной Европе (драма национальных противоречий). М., 1994.
14. Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991.
15. Попов В. Операции в Трансильвании осенью 1916 года (боевые действия в горах) // Военно-истор. журн. - 1940. - № 7.
16. Последняя австро-венгерская война. Издание австрийского военного архива. Т. 4. М., 1929.
17. Приказы Начальника штаба Верховного главнокомандующего за 1916 год. Б.М. 1917.
18. Свечин А.А. Стратегия. М., 2003.
19. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 6: Румынский фронт. М., 1922.
20. 1917. Разложение армии. М., 2010.
21. Французские армии в мировой войне. Т. 8: Восточная кампания. Вып. 2. Издание французского генерального штаба. М., 1940.
22. Шмигельский Г.Л. Воспоминания юриста из Архангельска, артиллерийского прапорщика, о 1-ой Мировой войне. Северодвинск, 1999. /260/
Русская революция 1917 года в судьбах Приднестровья, России и мира: история и современность: Сборник докладов Международной научно-практической конференции, 3-4 ноября 2017 года / Под общ. ред. И.П. Шорникова, А.В. Моспанова. - Тирасполь: Изд-во Приднестр. ун-та, 2018. C. 247-260.