ГАОПИВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 531.
Воспоминания участников революции и гражданской войны 1917-1919 гг. (Стенограмма вечера воспоминаний станции Воронеж II от 27/VIII-1927 г.)
ГАЛЬДУС – Товарищи, трудна борьба была в подполье, ибо в 1905 году царизм разбил попытки революции и загнал нас в подполье. До 1912 г. работа в подполье была слаба, затем после Ленских событий, она пошла несколько лучше. Наступила империалистическая война и вырывала массовые жертвы среди рабочих и крестьян.
Эта гнилая, царская власть, привела к февральской революции. Подпольная работа сделала свое.
Февральские дни. Когда пришло известие, что царизм шатается, подполье сильней заработало и когда пришло известие, что 28 февраля царь свергнут, это известие всех рабочих обрадовало. Это известие застало меня на Курском вокзале снеговщиком. Здесь уже были организованы местные комиссии, которые заседали, председателем которых был тов. Мухопад. Совет рабочих и солдатских депутатов от Курского вокзала были избраны: Шешненко, Мухопад и я. Первая задача наша заключалась в разоружении жандармов, чтобы обеспечить себе дальнейшую работу. Это было сделано. Второй задачей было избрание комиссии, чтобы разоблачить жандармское правление и проверить, что в нем делается. В этой работе Комиссия нарывалась на такие вещи, что слуги царизма, в роде полковника Петерсона, подписывали ордера об аресте Зубкова, Меркулова, Радченко, Ливченко и меня и даже были назначены тюрьма, в Щиграх, Землянске и Воронеже.
Это грязное гнездо мы разобрали и у нас пошла кипучая работа. Рабочие шли с открытой душой, потому что почувствовали себя свободно. На мою долю выпала организация местной комиссии, для чего были избраны некоторые товарищи и поехали по участку организовывать митинги и там избрали районный комитет. В этот районный комитет были избраны 9 человек. Впоследствии эти районные комитеты стали военно-революционными.
Настали тяжелые Корниловские дни. Царский генерал Корнилов прорвался, была получена телеграмма во что бы то ни стало остановить движение. Армия в этот момент демоби-/1/-лизовалась. Мы избрали тройку, которая не допускала никакого движения. В эту тройку были избраны: Морозов, Гайдус, а третьего я не помню. На мою долю пришлось третью ночь держурить. Было очень трудно дежурить, потому что демобилизованные, которым надоело сидеть в окопах, рвались к своим семьям, не веря, что прорвался царский генерал Корнилов. Они говорили, что их задерживают нарочно и т.п. Это было в 12 час. ночи. Наконец была получена телеграмма, что движение можно открыть и поезда стали отправляться. В Совете рабочих и солдатских депутатов были все партии: меньшевики, большевики и с.-эры и даже кадеты. Тут шла работа чисто революционная.
Я буду вкратце говорить в-последствии о гражданской войны, а об октябрьской войне скажет другой. /2/
ГАЛЬДУС. – Товарищи, я буду говорить о Воронеже. Октябрь в Воронеже прошел тихо. Руководили Октябрьской революцией Моисеев и Попов Митрофан. Наш Курский вокзал весь единогласно присоединился и никаких пререканий не было. В Воронеже Октябрьская революция прошла очень хорошо. Был избран новый совет рабочих и солдатских депутатов из большевиков. Левые эс-эры, правые эс-эры и меньшевики отпали. Был избран военный революционный комитет на нашем Курском вокзале. Работа погла нормальным путем. После заключения Брестского мира организуется красная гвардия. В красную гвардию большею частью шли большевики от нашего Курского вокзала.
В Воронеже стоял отряд анархиста Петрова, который хотел свергнут[ь] власть большевиков. Отряд его стоял на Курском вокзале на первом пути. Когда он ночью стал передвигаться на юго-вост. вокзал, меня разбудили и поручили разобрать рельсы на Задонском разъезде. Этот отряд был разбит и власть большевиков осталась на своем месте. У нас на Курском вокзале стоял 40 технический отряд авиационный. Второго сентября 1918 г. произошла провокация. Я был комиссаром участка пути, когда нам пришлось похоронить 53 человек. Это был самый больной удар.
Дальше идет гражданская война. Наступают белые банды Мамонтова. Мы отступили в Лиски, потом мы вернулись в Воронеж и стали отражать нашествие Шкуро. Здесь принимали участие Нарчук и Соловьев. Донской мост был взорван и мы отступили к Москве. Часть из нас вернулась в Козлов и
Воронеж. И затем к нам сюда был командирован Коганович.
24 октября, утром, в 8 часов, получается депеша: «Воронеж взят красным орлом Буденого». Мы вернулись в Воронеже и видим, что нас здесь встречают с восторгом, оказывается узнали власть белых и очень были рады нашему возвращению.. Белые взорвали 23 моста и взорвали водокачку. Около двух недель шел бой. ИЗ Воронеже с белыми ушла вся ж/дорожная администрация ДЧ, ПЧ, ГЧ и ПС. /3/ С одного Курского вокзала ушло 270 человек.
[Далее почти весь лист документа вырезан]
По прибытии в Воронеж Кагановича, Воронеж стал строиться. Выпустили Воронежский Листок, который каждому из Вас так хорошо известен.
Больше говорить тут нечего, я сказал все, то, что протекало на Курском вокзале. Если что неправильно, я прошу пожалуйста возрожайте. /4/
ШВЕДОВ – Во время февральской и октябрьской революции мне пришлось быть на ю.-зап. фронте, на территории Румынии, вблизь станции Сучава. Меня захватила та и другая революция там. Я находился в частях 35 инженерного полка, 4-й стрелк. дивизии, 40 корпуса. Вот приблизительно та военная обстановка, в которой мне пришлось в этот период быть.
Прежде всего я, как рядовой солдат, в то время не мог ясно представить себе те, как могут проходить те или другие сведения из-за-границы. Но так, или иначе, мы узнали о событиях и происшедшем перевороте, свержегния царизма в Росссиии, уже спустя недели две. Когда мы узнали, что царя у нас нет, среди рядовых солдат было некоторое недоумение, пошли толки, что будет дальше, кто будет править и т.д. Конечно, товарищи нас в окопах долго думать не заставили; нас призвали отдать присягу. Нам разъяснили более подробно манифест и нам пришлось принять присягу. Это было в конце апреля, или в начале мая. Эта присяга происходила при штабе корпуса. Парад принимал Берингер. Вот только при этой присяге мы узнали о перевороте, потому что никаких сведений, в особенности газет, мы не видели и читать не могли, и только могли черпать сведения из тех писем, которые нам писали родители. Таким образом, когда мы возвратились после присяги, для нас стало все более ясно. Мы убедились, что царя нет, а есть временное правительство. Среди нас пошли отдельные толкования, в частности, мы толковали о самих руководителях временного правительства, в особенности, о Милюкове, Родзянко и др. Нужно сказать, что в это время нас стало более интересовать это движение и, несмотря на ряд трудностей, мы все же доставали и некоторые сведения из оффициальных газет. Мы дискуссировали и разбирали то или иное событие. В конце-концов, с июня месяца, в полковых ротах начинает развиваться целый ряд дискуссий разного свойства. Нет никакого сом-/5/-нения в том, что у нас было определенное настроение. Нам уже надоело три года сидеть в окопах и какая бы не была революция нас очень интересовало попасть в Россию, посмотреть, что там творится. Тут пошли некоторые организационные формы. Прежде всего, были организованы ротные, полковые дивизионные комитеты, потом начали проводиться массовые митинги. В августе, месяце, если не ошибаюсь, был один характерный момент. Был очень большой митинг, на котором присутствовало около четырех тысяч солдат. Было на нем очень много выступлений. В прениях выступали и наша братва, и с золотыми пагонами, и отдельные студенты, и все выступления были очень разноречивы. С горячей речью выступал ротный командир Николадзе, очень хороший оратор, который своей речью держал всех присутствующих митинга. Вслед за ним выступил один, не помню я его фамилию, он выступил с менее красноречивой речью, он говорил о том, что не нужно войны, зачем рабочим и крестьянам захватническая политика и нам нужен мир. Он выразился, что нам нужен сепаратный мир. Его речь лично во мне и во многих моих товарищах запечатлилась при чем, когда этому товарищу задали вопрос, кто ты будешь, не большевик ли, он ответил: я не меньшевик, не больше, ни соц.-демократ, ни кадет, а я в партии левых интернационалистов.
Я не буду упоминать о том, как происходило голосование, т.-е. тайное голосование, за какую партию нужно было голосовать. Был список №6, по которому власть должна была принадлежать рабочим. И вот за этот №6 большинство рабочих голосовало. В нашей роте были преимущественно рабочие пролетарских слоев и вследствие этого самое большое влияние имел №6. Т.-е. теперь партия большевиков, что видно по тому лозунгу, который там стоял. Многие голосовали за меньшевиков и за эс-эров. /6/
В сентябре м-це у нас большие пошли брожения. У нас начались происходить столкновения с отдельными офицерами. Частые столкновения доходили до таких случаев, что доходили до мордобития. Это было по ряду причин. Прежде всего, у нас в это время было установлено, как правило, в свободное время ходить к австрийцам и с ними брататься. Но с октября м-ца у нас был выдвинут ряд моментов, стали опрашивать товарищей откуда ты, какой роте желаешь служить, т.е. пошли определенные группировки. Был создан украинский полк, затем польский лигион. Наша рота разбилась на отдельные части. Те рабочие, с которыми мне приходилось в течении трех-летнего периода встречаться и которые были моими друзьями, они в конце-концов стали моими врагами. Разговоры тут пошли такие, моя Украина, или наша Польша.
В результате всего этого, мы уже в конце октября м-ца порвали связь. В продовольственном отношении положение у нас было аховское. Ребята ходили на своеобразную добычу, занимались в полном смысле слова самокормлением. Ходили по ночам и убивали поросят, коров и т.п.
Наконец, к нам стали предъявляться неопределенные требования и бывали случаи, что некоторых товарищей забирали в кутузку. Был один случай, забрали одного и мы решили во что бы то ни стало его освободить. Мы этого добились.
После всей процедуры, после разделения нашей армии, после отказания нам в снабжении, перед нами стал вопрос, мы каждого рядового солдата наталкивали на цецый ряд соображений, что в конце-концов нужно принять какой либо выход из положения. Я был секретарем ротного комитета, ко мне приходило ряд ребят и мне приходилось их наталкивать на те или другие соображения. Отдельные товарищи Польских лигионов /7/ Украинских частей, были в гораздо лучших условиях. В конце концов, мы также предъявили определенное требование корпусным комитетам и мы получаем распоряжения, чтобы мы отсюда убирались. Румынские власти категорически отказались от дачи нам передвижным средств, т.е. вагонов, лошадей и т.д. Нам пришлось идти пешком. Мы таким образом пробрались в самый город Каменец-Подольск. Когда мы передвигались над рекой Серед, нам сказали, что мы дальше передвигаться не должны, когда мы выяснили причину, почему, то Украинские части, т.е. украинская рада, издала определенный декрет, что все русские войска, передвигающие в Россию, должны быть окончательно обезоружены. Перед нами стало затруднительное положение. Добраться без оружия и, главным образом, без продовольствия нельзя. Мы заседали трое суток, обсуждали там вопрос, каким образом можно продвинуться, но двинуться ни в коем случае нельзя было, но мы всетаки попытались, но на нас посыпалось целый ряд снарядов и дивизионная касса полетела к верху, а также целый ряд других вещей военного значения. В конце пятого дня заседание пришло к заключению, что нужно сдать оружие. Когда вопрос коснулся сдачи оружия, то тут к нам приступили хохлы, которые нас в то время обезоружили и они нас раздели с ног до головы. Но тут, конечно, останавливаться перед этим не приходилось и мы двинулись в Каменец Подольск. Там были расположены наши части. В Каменец-Подольске то же самое ничего определенного и никакого сообщения из центра не было. Здесь опять таки пошло поражение. У рабочих было определенное настроение во что бы то ни стало пробраться в Россию.
Этот вопрос был затянут приблизительно до февраля м-ца. Когда мы приехали туда, то мы увидели коренную перемену. Мы питались сведениями, в которых говорилось, что в России царит анархия, бесконечные убийства, нет отцов, нет сестер. Когда мы приехали и /8/ увидели, что все стоит на месте и увидели, что рабочие зашевелились и взяли власть в свои руки, все мы, в том числе и я, увидели, что неизбежно надо принимать участие в этом деле, вступаем в ряды красной гвардии.
Здесь перед нами происходит раскрытие занавеса, который закрывал перед нами буржуазия. Мы увидели ясную картину, что власть держится в руках рабочего класса, что ее нужно защищать. Были моменты, когда мы ряд офицеров пускали в расход и мы убедились, что нужно воевать и защищать родину. Мы убедились, что воевать нам ненужно. Мы убедились, что рабочий класс никаких границ и никакой захват территорий не требует, а это требуют капиталисты, который это нужно для расширения своего рынка.
Мы твердо понимаем, что существование советской власти в течении 10-ти лет доказывает много ни только нам, но и становится яснее ясного для рабочего движения всего мира. Безусловно, товарищи, приходится сказать, что недалек тот момент, когда рабочий класс всего мира осознает эту провату, разоблачит всех буржуазных интриганов и безусловно захватит власть в свои руки от имени нашего пролетарского государства.
Вопросы с мест: От кого было распоряжение отступать от реки Середы.
Мы никаких распоряжений ни от кого не получали, а действовали по своей инициативе. /9/
СТЕПАНОВ – Товарищи, я вспомнил те дни, которые памятны для большинства из нас. Большинство из Вас переживало эти дни и большинство участвовало в этих событиях.
Свержение самодержавия меня захватило на фронте, вблизь Владимира-Валынска, дер. Затурц.
В немецких окопах были вывешены плакаты, которых говорилось, царя нет, в России революция, бросайте воевать и идите домой. В связи с этим, среди солдат, были большие разговоры. Они не знали как жить дальше некоторые говорили, пора собираться идти домой, а другие говорили, что теперь надо воевать, потому что в настоящий момент не может быть той продажи, того предательства, который был ранее со стороны командиров, генералов нашей армии.
В субботу, утром, был выстроен 635 киселинский полк на парад, где был прочитан манифест об отречении Николая и предложение трона Михаилу. Все офицерство и командный состав настаивало на том, чтобы дать присягу Михаилу. Когда дана была присяга, пришло известие, что Михаил отказался от престола, что он не хочет царствовать и что власть передана временному правительству. Этому временному правительству надо было также присягать. И, следовательно, в течение двух дней, вслед за одной присягой, была отдана вторая.
Тут же появились партийные пропагандисты от всех партий, были анархисты, эс-эры, были меньшевики. Словом, были партии всех оттенков, и каждый говорил на своем языке. Каждый проповедывал свое учение. Говорили, что нужно в настоящее время во что бы то ни стало создать временное правительство на равных началах, без ограничения национальностей и всего прочего. Поэтому поводу был созван съезд в Бучаче. Здесь выступали Керенский и Английские делегаты, которые говорили, что война должна быть до победного /10/ конца. Вот в каком состоянии была тогда армия. В армии стало новое брожение и она стала расподаться на национальные группы. На польские лигионы и украинские части. Наши русские войска остались не организованными и являлись остатками того или иного полка. Но тут является организатор, которые настаивает во что бы то ни стало организовать местную единицу из русского войска. На Бучевском съезде, где проповедывалась война до победного конца, также был лозунг о том, чтобы идти домой. Говорили, что власть эс-эров и временного правительства не есть истинная власть рабочих и крестьян. Эта власть отдает помещикам имения и говорит о том, что эти имения только частично будут ограничены что крестьянам землю будут продавать, о солдаты настаивали на полном пользовании землей и рабочие чувствовали, что им пора захватить власть в свои руки и чтобы главный лозунг заключался в бесплатном пользовании землей и распространении земли на новых началах. Наши части пробрались до самого города Киева. Здесь уже события стали ясны. Стали разоружать жандармские корпуса особыми отрядами особого назначения, которым было дано распоряжение с оружием в руках пробраться сюда. Мне удалось пробраться в Москву. В Москве я вступил в ряды ж/дорожников, где я работал техником первого участка. По выборам профсоюзов, я был избран комиссаром отряда. Я организовал первый отряд из 71 человека рабочих. Среди них 8 чел. было большевиков и они принимали самое большое участие в этой работе. Прежде всего нам нужно было во что бы то ни стало установить порядок в Москве. Так как при временном правительстве порядка не было, везде были безобразия, появлялись группы анархистов-грабителей, которые ни только в Москве делали приступления, но и останавливали поезда на ст. Апрелевке и отбирали все деньги у пассажиров. Одним словом, в течение целого м-ца никак нельзя было уста-/11/-новить порядка.
24 октября, в Москве, произошло то великое событие, которое мы ждали, которое должно было совершиться и которое чувствовало на всех фабриках и заводах.
Мне, как работнику политического подполья, пришлось бывать на организованных собрания трехгорной мануфактуры. Здесь была организована рабочая дружина, вооруженная винтовками, затем была выделена рабочая милиция, которая взяла на себя охранение порядка и охрану самой Москвы. Затем в Коломенский район прибыло 193 человека, состоявший из рабочих и крестьян, который мне, как комиссару охраны, сказали, что они прибыли в мое распоряжение для охраны станции и общественного порядка. Пришлось разоружать большую анархическую группу Громова. Отряд в 800 человек зверствовал в стенах городах, грабители насильничали и делали всевозможные преступления. О разоружении этого отряда пришло секретное распоряжение Викжедора, который заключался в том, что мы не должны не наступать и не накого не нападать, а только защищать свою станцию. Но мною было выдано тайно нашей охране винтовки и мы составили отряд, который занял станцию от товарного двора до пассажирского здания.
В четверг, вечером, над головами Москвичей разразились те уроганные дни, которыми называются дни Октябрьской Революции. Сперва одиночные выстрелы, затем стрельба, стадии потом наступать юнкера. Из задача была во что бы то ни стало захватить вокзал, но вокзалы были отбиты. Но у нас же было распоряжение Викжедора во что бы то ни стало стоять на месте и никого не допускать. 82 человек, которых мы вооружили, стали отстаивать Брянский вокзал. Было пять выступлений. Неожиданно с фронта прорвался отряд сербских добровольцев, который был без всякого оружия. Он завладел оружием очень хитроумным способом и совершенно тайно. По рас-/12/-поряжению главного комиссараж охраны дороги Кудрявцева. Они прорвались в Москву и стали переправлять на лодках. К ним подошли юнкера и бросились на братские полка. Около суток пришлось биться. На второй день пришло распоряжение наступать и к нам присоединились части 51 полка. Кремль был занят 51 полком.
Товарищи, для того, чтобы рассказать все воспоминания, надо много времени и я буду краток и скажу, что на третий день в Москве был организован комитет общественной безопасности. Было установлено временное перемирие. Среди мирных обывателей стали распространяться слухи, что двигаются отряды большевиков, которые грабят и убивают, что тюрьмы открыты. Вот какая провакация была среди населения. Мы стали вооружаться кто чем мог. Этот Комитет общественной безопасности играл на пользу Рыбцова, который командовал военным округом Москвы, но организовались рабочие под лозунгом «пролетарии всех стран, соединяйтесь». В эти отряды входили, главным образом, ребята из Ходынского рынка. Эти отряды сумели взять Москву. В самом сердце борьбы Москвы был бой такой, какой ни одна гражданская война не могла нам дать и не мог нам дать ни один фронт. Тяжелые орудие, пулеметы, стрельба, действительно это была борьба захвата государства и этот бой решил победу октябрьской революции.
7 ноября 1917 года или в то время по старому стилю 28 октября этот день был последним памятным днем победы рабочих и крестьян в Москве. На второй день своей победы узнали, что в Ленинграде также произошел переворот; затем стали получаться сведения о происшедшем перевороте и в Казани, Рязани, Уфы. В этот день в одной Москве легло 17 тысяч рабочих и также граждан, которые не принимали участия непосредственно в этом бою. Мы захватили Москву ни мирным, ни спокойным путем, без боли нельзя вспомнить о том, что свершилось, нам надо снять фуражки и сказать, что мы не /13/ фразами завоевали революцию, а тяжелым боем.
Товарищи, я хочу последним словом сказать, что среди наших рабочих Октябрьская революция свершилась ни одним днем, многие годы рабочие и крестьяне отстаивали эту власть своими мазолистыми руками. Они сумели построить свою жизнь. Мы видим, как у заставы, где красовались одни орлы, ныне ходят трамваи. Мы видим, как в настоящее время строительство в городе растет, стихийное строительство и развитие страны говорит о том, что рабочие и крестьяне под руководством Российской коммунистической партии победили всех царей, мы должны теперь в одной руке держать молот, а в другой винтовку. Враги не дремлят и не спят и точат нож, чтобы всадить в спину русского рабочего и крестьян., мирно строющих свою жизнь. Но рабочие и крестьяне, сумевшие построить свою жизнь, сумеют и отстоять свои права. /14/
НИЧУГОВСКИЙ.
Товарищи, я коснусь февральской революции на фронте. Во время самого разгара февральской революции, солдаты на фронте ничего не знали и только через 3 дня узнали, мы об этом сообщили. Всюду положение было напряженное, командиры хотели начать большое выступление против немцев и те вернуть завоевания февральской революции. Весь командный состав, офицеры, состояли из помещиков и сынков капиталистов и они старались убедить нашу армию, что общим сдвигом мы победим врага. Несмотря на жестокую дисциплину, солдаты открыто заявляли, что войне должен быть положен конец, ибо война к хорошему не приводило и не приведет. Эти заявления не нравились офицерам и некоторыми из них были приняты против солдат суровые меры до предания полевому суду, а в военное время полевой суд означал смертную казнь. На 3 или 4 сутки приехал уполномоченный из Москвы и стал говорить о том, что царь свергнут. Солдаты этого никак не могли понять. Нужно сказать, что немцы раньше нас знали, о том, что царь свергнут и они вывесили плакаты: зачем Вы идете на фронт, когда у вас даже царя и правительства нет, у вас временное правительство, а вы держите фронт. Офицеры хотели сорвать февральскую революцию, но у солдат тогда уже зародилась ненависть к капиталистам и они начала создавать свои роты и эскадроны. В то время наш полевой комитет состоял из 12 человек, я был представителем этого комитета от эскадрона; в регулярных войсках уже знали об февральской революции и потому втянуть солдат в наступление не представлялось возможным. Офицеры долго рассчитывали, как повести дальше наступление, они боялись, как бы штыки не обратились против них самих и самое главное, их внимание было обращено на пехоту. Был проведен митинг на котором они старались убедить пехоту, что наступление необходимо для победы над врагом. В то же время /15/ 5 уланской дивизии были посланы делегаты, я тоже там участвовал, которые должны были разъяснить солдатам, что такое война и зачем пролито столько крови. Конечно, нам рассуждать долго не позволили и после 10 слов арестовали. Тут был известный офицер, полковник Буйвит, который велел арестовать всех нас, а солдатам сказал, что мы посланы немцами, чтобы разложить нашу армию. Через некоторое время, как только та часть, которая послала делегатов, узнала о нашем аресте, то послала уже не делегацию, а вооруженный отряд и через 2 часа все были освобождены. Один из товарищей был ранен офицером, потому что при аресте он сопротивлялся и сказал: вы жаждете нашей гибели, но вы ответите за нас. Офицер заявил, что это шпион от немцев и выстрелом в плечо ранил его. У нас был один из подпольных работников Кузьмин, коммунист с 1907 г., который был послан к Ленину, но его на дороге арестовали. Когда Эверт узнал об этом, он издал приказ переправить весь отряд по направлению к ст. Синявки. Там заявили, что если солдаты не сдадут оружие, то в атаку пойдет баталион смерти из женщин г. Москвы. Их окружили и заставили сдаться, т.к. солдаты не хотели проливать снова невинную кровь. Было заявлено, что, если полк не пойдет в наступление против немцев, то всех солдат выстроят в ряд и 10-го будут расстреливать. Может быть в силу своей неорганизованности полк вынужден был согласиться перейти в наступление против немцев. Баталион смерти должен был идти в первую очередь, но, так как он был военным хитростям достаточно не обучен, то не смог устоять против немцев. Из баталиона смерти осталось 10 человек, а полк был разбит, так как конные части не подошли. Тогда капиталистическое правительство увидело, что толку из этих частей /18/ не будет, так как у них революционное настроение не меньше, чем у рабочего класса. Было распоряжение начальнику армии обратить большее внимание на пехоту, так как с ней легче справиться – она меньше организована. К нам явился освобожденный Кузьмин и сказал, что если нам прикажут разоружаться под угрозой расстрела каждого 10 человека, то пусть лучше всех расстреляют. Четвертый полк был сдвинут на Москву; мы хотели пробраться по жел. дор., но приходилось идти больше всего пешком. В Гомеле было собрано 6 тысяч войск, 2 баталиона смерти. Руководителем был т. Кузьмин. Эту дивизию собирались двинуть на Москву, но на одной из станций, Новозыбково, отряд был встречен чеченцами. Два чеченских полка встретили 5-й уланский и от него осталась только 1/3, потом подошли остальные 3 полка. В чеченском полку поголовно все были офицерами, вплоть до командира взвода или отделения были подпоручиками. Полки были разбиты и отправлены в орел, где силой правительства были разоружены и раздеты, – снимали даже шинели. Когда солдаты говорили: неужели мы не заслужили за 12-13 лет службы даже шинели, то им отвечали: мы даем только честным солдатам, тем, кто защищает родину, а вы шпионы, посланные большевиками и поддерживаете их. Нужно сказать, что большинство о большевиках ничего не знало и не разделяло меньшевиков и большевиков. Когда солдат раздели, то все они говорили, что каждый из них придет в рабоче-крестьянскую семью и отомстит за это. Мало того, за несдачу оружия в присутствии всего дивизиона расстреливали. /21/
ИВАНОВ
Я поделюсь с Вами воспоминаниями об Октябрьской революции, как по г. Воронежу, так и по нашей ст. Воронеж II.
Я был на турецком и кавказском фронте, где мы поздно узнали о свержении царя, но несмотря на это, мы исполняли свое дело, так как нужно.
В ночь, под великое воскресенье Христово генерал-адмирал Ласточка перевел нашу линию из г. Эрдвиджана на фронт и пока товарищи шли на смену в окопы, мы в святой четверг арестовали Ласточку и отправили в центр пешком, дав 5 конвойных. Я попал в Грозный, в госпиталь №6, от куда прибыл в августе 17 года в Воронеж. Здесь был генерал Языков, который еще в сентябре 17 г. не сдался. Мы организовали успокоительный отряд из 500 человек, в числе нас был известный Моисеев и на ул. быв. Романова арестовали Языкова и убили около Кольцовского сквера. Так ему и было нужно. Здесь было распоряжение, чтобы все граждане, которые ранены до 3 раз и контуженные; я попадаю в декабре 17 г. под это распоряжение и ухожу в отставку.
17/II-18 г. я поступил на ст. Воронеж II. Прошел 18 год, когда мы вдруг услышали, что идет Мамонтов, который как будто грозит свергнуть наше сов. правительство. Мы собрались эвакуироваться. Наши товарищи, присутствовавшие сейчас, может быть помнят начальника участка Бойко, который с 4 час. вечера до 11 ч. ночи бегал и собирал нужные вагоны для эвакуации. Наконец, благодаря сознательности некоторых товарищей, это было сделано и в ночь эвакуировались. Мне пригшлось ехать с машинистом Ермоленым Г.А., которого, как будто, все знают. Не доходя до Острогожска, верстах в 4-х мы видим сигнал, который ко-/17/ грозит смертью, мы же шли со скоростью 60-70 вер. в час под уклон. Налетали на что-то, машинисту удалось устоять, номы влетели, скоты пополам, я лежал на земле. Паровоз мог взорваться, нужно было его спасти, я нашел то, что было нужно, но машиниста не было, мы остались одни с помощником Поздняковым. Вдруг мы услышали какой-то шум: большая группа человек в 300 была около нас, нас хотели здесь же убить, но потом мнения разделились и нас оставили до утра и отправили в Комиссариат. В Комиссариате меня решили отправить в Воронеж для рассмотрения дела.
Наступает Шкуро с большим отрядом. Началась разведка бронепоездов. Я поехал с Саженовым в разведку, это было после взрыва Донского моста и по прибытии на ст. Воронеж II въехали в темное место и направились на ст. Воронеж I. Неизвестно откуда, из запасного пути, или еще откуда, выехали нам навстречу и говорят: стой, ни с места. Мы остановились. Нас спросили, кто мы и зачем, далеко ли другие. Был отдан приказ нас расстрелять. Один из них говорит, что не стоит. Они напоили лошадей, и ушли, вскоре Шкуро тоже исчез.
Закончу, товарищи, напоминаем о казни Сакко и Ванцетти, что скоро придет время и мы сотрем с лица земли тех, кто казнил Сакко и Ванцетти.
Вместе с ВКП/б/ мы говорим: придет время, мы уничтожим толстопузых пузанов и отомстим за смерть Сакко и Ванцетти. Почтим память их.
Да здравствует 10-ая годовщина Октябрьской революции, да здравствует ВКП/б/. /20/
ЕФИМОВ.
Я не буду касаться фронта, а скажу о событиях г. Воронежа. Я начну с 1914 г. В 1914 г. к нам в Ленинград /тогда еще С.-Петербург/ приехали гости – французы во главе с Пуанкаре, прожили около 7 дней. Потом приехал Л.-Джорж со своими красавицами миноносками и стал около Николаевского моста. Один из матросов англичан нанес пощечину рабочему Ленинграда, с этого и началась вся катовасия. Рабочие Ленинграда этого не могли перен[е]сти и через 3 дня объявлена была война. Все рабочие охотно пошли воевать и говорили, что идут спасать отечество: «за царя и отечество». Были большие демонстрации и кто их видел, пусть подтвердит мои слова. Работа на заводах стала и потому рабочих начали по немногу возвращать из войсковых частей. Начинается 15 год и с ним голодовки, потом 16-й, еще хуже. В 15-м году я попадаю в Воронеж и держу тесную связь с Ленинградом. Перед февральской революцией выходила газета под заглавием «Правда», но ею у нас мало интересовались. В этой газете описывались все заседания Гос. Думы и заседания Совета Министров, в ней работали наши товарищи, из которых я могу указать на Петровского, председателя ВСНХ Украины, Бадаева, Мурадова, Шагова [на полях надпись карандашом: «Врет»]. Перед февральской революцией появилась статья «Загадочная пропажа,» – это писал Петровский о Распутине. Тут уже ни только рабочие, но и крестьяне говорили, что что-то надвигается ни только всероссийском, но и мировом масштабе.
В последнем номере газеты, которую мы получили в Воронеже Мурадов писал: настал час и нужно расплатиться.
28 февраля получил я письмо из Ленинграда: «товарищи, готовьтесь». Я в это время работал /19/ на трубочном заводе и хотя сам не работал в подполье, но держал связь с подпольными работниками. Когда я прочел письмо, то все очень удивились. 2 марта к нам на завод приехал товарищ из города Шауров и провел митинг, на котором было около 4000 рабочих. После этого начались группировки, кто меньшевик, кто с.-р., тогда правых и левых еще не было. На нашем заводе из 4 тысяч человек было всего 6 членов партии коммунистов, в том числе и я.
Когда мы на заводе хотели организовать местком, Кандин и Гуров начали протестовать, но после выступления Кузьмина все рабочие и работницы решили организовать фабрично-заводской комитет. /16/