В оригинале было много картинок, но я их не снимал.
Михаил Ситников
Николай Казагранди в Ревельском морском батальоне смерти
Полковник Казагранди оставил много загадок для историков. Начинаются они с его дня рождения и кончаются гибелью в Монголии. Данная статья написана на основе материалов РГВИА, РГВА, Национального архива Pecnyблики Татарстан, Томского областного архива и периодической печати тех лет. Рассматривается один из малоизученных эпизодов жизни H.H. Казагранди. [1]
Из рапорта командира 16-го Ишимского полка подполковника Казагранди начальнику 14 Сибирской стрелковой дивизии:
«... находящиеся под моим командованием в русско-германскую войну отдельно действовавший Ревельский морской батальон смерти носил вышеуказанную форму с честью до конца своего существования. Когда старая армия уже фактически не воевала с немцами, батальон смерти, имевший именно черно-белый набор, продолжал драться на островах и погиб за родину почти до последнего солдата, не зная большевизма, и не имея в своих рядах, как среди офицеров, так и среди стрелков, изменников и предателей» ίικ
В июне 1917 года в России возникает добровольческое движение. По всех стране формируются батальоны смерти. Не обошло, видимо, стороной оно и Николая Казагранди. Он вступает в Ревельский морской батальон смерти, который был сформирован к 18 июня из матросов военных кораблей: «Рюрик», «Олег», «Баян» и «Богатырь». 24 июня батальон в количестве 500 человек прибыл из Ревеля в Петроград, чтобы отправиться в действующую армию. У всех прибывших на рукавах присвоенные ударным частям красные шевроны, на плечах —
черные погоны с белой выпушкой и белым черепом со скрещенными костями, и, кроме того, через плечо
красная лента с надписью: «в окопы» [2]
С 12 часов ночи 10 июля на всем рижском фронте качалась интенсивная артиллерийская пристрелка, носившая характер подготовки с русской стороны, а со стороны немцев — пристрелочный. Ревельский морской батальон смерти, получив задачу прорвать две линии окопов, прорвал четыре, и, закрепившись, попросил подкрепления, на что получил в ответ обстрел со своей стороны.
«Под двойным огнем батальон начал отходить на первоначальные позиции. Потери были громадные. Из 300 матросов, входивших в состав батальона, не ранено всего 15 человек. Командир батальона штабс-капитан Егоров скончался от полученных им 13 ран. Подпоручик Симаков (Козельского полка), мичман Орлов, мичман Зубков застрелились, не желая отступать» [3].
После этих событий батальон прибыл в Петроград. 25 июля на Дворцовой площади состоялся смотр Ревельскому морскому батальону смерти, который вышел на площадь с оркестром 2-го флотского экипажа со знаменем, бывшим с ним в бою; знамя это, представляющее Андреевский флаг с надписью «За свободу и спасение России», было поднесено батальону приморским фронтом. На прочих красных знаменах имелась эмблема батальона — череп и скрещенные кости. Та же эмблема была и на погонах.
После боя 10 июля уцелевшая горстка героев прибыла в Петроград, чтобы получить пополнение. Командовал батальоном подпоручик Парамонов, участник боя, награжденный почетной наградой — Солдатским Георгием. Георгиевские кресты получили все уцелевшие в бою солдаты батальона [4].
При отбытии на фронт батальон, состоящий из штаба, четырех рот, пулеметной команды из четырех взводов, команд минеров и связи, насчитывал 800 штыков при 10 офицерах [5].
12 августа в Ревеле произошло кровавое столкновение между солдатами Ревельского морского батальона смерти и латышскими стрелками. Поводом к столкновению послужил сорванный предвыборный плакат, что вызвало протест солдат ударного батальона. Возникшая на этой почве ссора скоро перешла в драку.
Командир роты латышского полка вызвал взвод для поддержания порядка, среди возбужденных ударников раздались крики, что их хотят расстреливать, послышались угрозы в адрес латышских стрелков. Из Вяземских казарм стали выбегать вооруженные ударники. Началась стрельба из окон, оттуда же бросались ручные гранаты.
Одновременно стреляли и бросали гранаты также и ударники, которые вместе с тем начали обыскивать дома и арестовывать подозрительных лиц. К 10-ти часам вечера инциндент был ликвидирован. В результате у ударников убито 2, ранено 15, у латышских стрелков — ранен 1 [6].
29 сентября 1917 г. около 12 часов дня в батальон пришел срочный приказ о немедленном выступле-/113/-
1. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф.39632. Оп. 1. Д.6. Л.54-5406. Документ предоставлен Олегом Немыговым (г. Екатеринбург), за что ему огромное спасибо.
2. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 18, 25, 30 июня; Харитонов О.В., Горшков В.В. Русская армия 1917-1920. Санкт-Петербург, 1991.
3. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 12, 19 июля.
4. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 26 июля.
5. Биржевые ведомости(Петроград). 1917, 14 октября.
6. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 12 августа.
-нии на остров Моон. Ударники встретили его мощным «ура!», после чего батальон начал готовиться к походу. Батальон не имел лошадей, обоза и многого другого необходимого, но всё же к следующему дню всю было изыскано.
В 4 часа 30 сентября батальон отправился походным порядком в заранее приготовленный эшелон, доставивший его на пристань Рогекюль, где был посажен на транспорты «Буки» и «Анна» и переправлен на пристань Куйваст на о. Моон, выгрузившись на остров около 19 часов. Первое, с чем столкнулись ударники в Куйваст — это толпы обезумевших солдат пехоты и артиллерии, бежавших с о. Эзель через дамбу, зачастую даже не видя неприятеля.
Солдаты ехали верхами, на повозках и шли пешком целыми партиями, бросая по дороге амуницию и зарывая местами в земле оружие, причём на дамбе были брошены 5 орудий и вполне исправный броневой автомобиль [7].
Причины подобного поведения Казагранди позднее объяснял следующем образом: «Широкой волной разлилось революционное движение по Руси после февральского переворота 1917 года, в частности, оно проникло в нашу Русскую армию. Почти тотчас же случившегося, в особенности, в прифронтовую полосу, было допущено большое количество безответственных агитаторов с абсолютно чуждыми идеями тем традициям любви к Родине, которыми была так крепка наша армия, и которыми она так гордилась от генерала до простого бойца. Все эти агитаторы полуграмотные, в большинстве случаев, в частности, политически, как из рога изобилия стали бросать демагогические лозунги, искажая текущие события, часто сознательно, а иногда и бессознательно, совершенно в превратном виде. Наши противники австрогерманцы со свойственной им быстротой учли эти моменты и широко их использовали, отправляя через линию фронта своих наемных агитаторов с определенной целью, чтобы обессилить нашу армию окончательно, взорвав ее изнутри. И пот при таких скорбных и печальных обстоятельствах разрушение устоев Русской армии при общем хаосе в стране произошло быстрым темпом, а благодаря нашей темноте и русской доверчивости, которая, кстати, и послужила благодатной почвой для взращивания демагогических идей большевизма, широко распространяемых немецкими агитаторами, результат не замедлил себя ждать: дезертирство с фронта, захват власти большевиками в октябре месяце 1917 года, позорный для России мир с Австро-Германией, полная демобилизация армии, а точнее ее полное уничтожение. Так позорно свершилось погребение некогда веками собираемого государства Российского и его армии большевизмом, или точнее австрогерманцами в его лице» [8].
Батальон, не имея достаточно лошадей для обоза и перевозочных средств, с согласия комиссара Центробалта матроса Тупикова, отобрал у бегущих солдат необходимое количество обоза, оружие и лошадей, а к пулеметной команде было присоединено 35 человек 472-го Мосальского полка.
Командир батальона капитан 2 ранга Шишко выслал на подводах пешую разведку в направлении дамбы (каменная дамба длиной 3,5 километра и шириной 3-4 метра), соединяющей острова Моон и Эвель [9]. Вскоре для подкрепления 40 матросам-охотникам с линкора «Слава», защищавшим дамбу [10], была послана полурота 4-й роты под командой штабс-капитана Нилова.
В 21 час 1 октября роты и команды батальона походным порядком двинулись по направлению к дамбе. В резерве осталась пулеметная команда, которая двинулась через 2 часа. На рассвете 2 октября батальон уже расположился в деревне В. Моон, в двух верстах от дамбы, находясь под защитой моряков-охотников, пешей разведки и полуроты. Штаб расположился в той же деревне, а батальонный обоз несколько севернее штаба в лесу.
Для рекогносцировки позиций выехали командир батальона в сопровождении помощника поручика Парамонова. Вскоре на них и на расположение штаба, обоза и боевой цепи обрушился огонь немецких миноносцев, стрельбу которых корректировали появившиеся немецкие гидропланы.
День 2 октября ничем не ознаменовался, кроме артиллерийского огня, который существенного вреда батальону не причинил, в ночь на 3 октября пешая разведка, проникнув на остров Эзель, вывезла на руках с другой стороны дамбы 5 орудий, брошенных артиллеристами, и броневой автомобиль, совершенно исправный, который был применен как заграждение на дамбе. Разведка также донесла, что о. Эзель занят неприятелем, а его передовые части расположились против дамбы у д. Арисара. Командир батальона находился всё время у дамбы в халупе, откуда и отдавал распоряжения. Германские миноносцы, подходя к дамбе на расстояние 2,5 версты, развора-/114/
7. Голицын В. Ревелоаий морской батальон смерти // Рейтар. 2008. №41 (3.2008). С.156
8. Немытое O.A., Дмитриев Н.И. 16-й Ишимский полк. Екатеринбург, 2009. с й
9. Голицын в. Указ. соч. с. 157.
10. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 8 октября.
чивались и регулярно с 7 часов утра до 20 часов вели обстрел дамбы и окопов. Батальон, не имея артиллерии, был вынужден сидеть в окопах, под артиллерийским обстрелом, поэтому все боевые действия ударников происходили только ночью. По приблизительному подсчету на каждую квадратную сажень в день падало 6-8 снарядов, не считая 3-дюймовой шрапнели с миноносцев, которая посылалась дополнительно. Общее же количество снарядов определялось от 2-х до 3-х тысяч.
Площадь обстрела простиралась от дамбы до д. В. Моон, причём самой интенсивной линией огня была линия окопов в сторону расположения деревень Линуссе, Наутсе и леса, а также 8 расположении дамбы. Это была артиллерийская завеса для предотвращения выхода цепи ударников из линии окопов. Несмотря на отсутствие козырьков и блиндажей, батальон стойко выдерживал этот ураганный огонь. Около 5 часов вечера командир батальона приказал 1-й и 2-й ротам двинуться в ближние окопы к дамбе, чтобы отбить наступление противника с о. Эзель на о. Моон. Одновременно с этим, для предотвращения немецкого десанта, были высланы 3 и 4 роты под командой поручика Парамонова по направлению к д.д. Роотсифер и Когово. Для их обеспечения было выставлено боевое охранение по линии деревень Наутсе, Роотсифер и Когово. В 4 часа ночи между разведочным дозором 2-й роты и противником произошла перестрелка, во время которой был убит один ударник.
В 8 часов утра 3 октября по приказанию командира батальона все роты и команды были придвинуты к самой дамбе, в 9 часов утра начальник подрывной команды корнет Полетика получил распоряжение заминировать дамбу, для чего им была послана подрывная партия. Не доходя до расположения линии окопов она подверглась атаке неприятельского гидроплана, который затем был сбит русским летчиком Сафоновым. Выждав, когда артиллерийский огонь противника несколько ослабел, подрывная команда произвела исследование дамбы и в расстоянии одной версты от берега нашла годное для минирования место. Во время исследования были обнаружены колодцы, устроенные немецкими минёрами, в которых находились вполне готовые мины, соединенные кабельной проводкой с противоположным берегом. Мины были обезврежены, а проводка перерезана, после чего команда минеров была отправлена под прикрытие для приготовления зарядов. По всей вероятности, немцам стало известно о работах на дамбе, т.к. начался усиленный артиллерийский обстрел ее, наносивший большой урон батальону. Вскоре загорелся наблюдательный пункт, где располагались пулемётчики, охранявшие дамбу, и сам командир батальона.
В это время роты батальона были расположены в следующем порядке: 1 и 3 роты занимали ближайшие окопы и подступы к дамбе, с приданными двумя взводами пулеметов, 2 и 4 роты находились в резерве в окопах на расстоянии 1000 шагов от 1 и 3 рот. Резерв пулеметной команды, с приданной к ней 2-й Данковской пулеметной командой находился в д. Наутсе, причем для обстрела гидропланов противника на замаскированных позициях были выставлены 4 пулемета. В семь часов вечера 1 и 3 роты были заменены 2 ротой, которая и осталась прикрывать дамбу совместно с теми же пулеметами до самого отступления. Корнет Полетика, видя тяжелое положение батальона, по собственной инициативе установил связь с 32 и 36 батареями, которых просил открыть интенсивный огонь по дамбе и по наступавшей колоне противника, при этом сам корректировал огонь. Связь с батареями всё время поддерживалась также поручиком Казагранди и комиссаром Центофлота Вишневским. Попадания батареи были настолько успешны, что колонна неприятеля рассеялась, а батарея, находившееся позади колонны, замолчала. В 4 часа утра по инициативе поручика Парамонова, находившиеся на берегу около дамбы, брошенные артиллеристами клиновые орудия были перевезены ночью к д. Роотсифер и там установлены и замаскированы. Прислуга к орудиям была сформирована из чинов батальона, а наблюдателями были фельдфебель пешей разведки Чугунов и рядовой команды связи Филиппов.
В 5 часов утра 4 октября командиром батальона, в присутствии поручика Андреева, корнета Полетика и представителя батальонного комитета Семенова был выработан точный план боевых действий, в котором предполагался также переход батальона на остров Эзель. В это время подрывная команда минировала дамбу [11].
Для наступления на о. Моон немцы сосредоточили под общей командой командира 65-й пехотной бригады полковника Маттиас следующие части: 138-й пехотный полк, 255-й резервный пехотный полк, 18-ю штурмовую роту, 5-й батальон самокатчиков, 1-4, 9 и половину 8-й батареи 8-го артиллерийского полка, 7-ю батарею тяжелых гаубиц 4-го резервного артиллерийского полка, 3-ю роту 27-го саперного полка, 78-ю резервную саперную роту [12]. /115/
11. Голицын В. Указ. соч. С.157-160.
12. Фон Чишвиц. Захват балтийских островов Германией в 1917 году. М.: Воениздат, 1937, С. 122.
С 7 часов утра батальон подвергался жесточайшему обстрелу как с немецких судов, вошедших в Моонзунд, так и с неприятельских гидропланов. Всё же, благодаря работе батареи, состоявшей из 2-х орудий, под командой поручика Парамонова, неприятель вскоре был вынужден уйти из пролива за о. Эзель, т.к. один немецкий миноносец был потоплен, а второй сильно поврежден и под прикрытием дымовой завесы вышел из сферы боя [13]. Вскоре противник открыл сильный артиллерийский огонь из-за о. Эзель из 10-ти и 11-ти дюймовых орудий.
В этот день был получен приказ от командира бригады генерала Мартынова об отступлении на новую позицию по линии д.д. Мыза, Кюля и Тупернуме. В 20 ч. 30 м. батальон под прикрытием сумерек выступил на указанную позицию, причем по пути следования по нему был открыт сильный артиллерийский огонь бризантными снарядами.
Отступление совершалось в следующем порядке: впереди шёл батальонный обоз, за которым следовал штаб со знаменем, под прикрытием первой роты под командой корнета Полетика; затем следовал пулеметный обоз, кроме двух дежурных взводов, которые прикрывали отступление от дамбы, присоединившись к своим только в 2 часа 5 октября, причем эти два взвода были обстреляны из автоматических ружей из Н. Кирки (Кирка Моон). Пулеметный обоз вел поручик Казагранди с младшим офицером прапорщиком Клодтом, а дежурными взводами командовал Овсянников-Куликовский [14]. Прапорщики Тарасов и Тидерс, уйдя в разведку на дамбу 3-го октября, попали в плен. При допросе они показали, что на о. Моон находятся 7000 человек и, что 3 орудия и значительное число пулеметов расположенные у головы дамбы могут обстреливать ее на всю длину [15].
По прибытии в д. Тупернуме, обозы были остановлены, и здесь полковник Руднев, командир 470-го Данковского полка и капитан 2-го ранга Шишко, распределили позиции между батальоном смерти, 470-м Данковским и 1-м Эстонским полками, при чем 470-й Данковский полк был назначен в резерв, в д. Капаете, 1-й Эстонский полк занял позицию от деревни Мыза-Кюля до половины расстояния к д. Тупернуме.
Приведя на указанные позиции свои обозы, корнет Полетика и поручик Казагранди поехали в штаб бригады, расположенный в деревне Роге, для получения дальнейших распоряжений, где застали полнейшее бездействие, которое передалось также Козельскому и Данковскому полкам. Генерал Mapтынов приказал им установить связь с миноносцами для эвакуации частей, а поручику Казагранди, кроме того, штаб приказал уничтожить обозы и пулеметы, когда это будет нужно, т.к. вывезти их не представлялось возможным. Находящийся при штабе бригады комиссар Центрофлота Вишневский, знающий морские сигналы, также получил распоряжение связаться с миноносцами. Он с корнетом Полетика, поручиком Казагранди и взводным пулеметной команды унтер-офицером Папковым на шлюпке отправились разыскивать миноносцы [16]. На море было сильное волнение. Верст восемь они отгребли, а затем изнемогли от усталости, в это время ударом волны выломало кусок борта шлюпки. Только чудом удалось им вернуться на остров.
С наступлением рассвета 5-го октября батальон сдерживал на указанных позициях наступление передовых частей противника, при этом ходил в контратаки с пением «Марсельезы». При отступлении от дамбы последняя была подорвана матросом Свинаренко, остававшимся на дамбе до последней минуты. Он поджег пироксилиновые шашки, но не > успел отбежать. Ему перебило взрывом руку. Когда его доставили на перевязочный пункт, он истекал кровью и, увидев комиссара, прошептал: «Товарищ комиссар, я все-таки выполнил свой долг» [14].
Поручик Казагранди, вернувшись в штаб батальона и видя его тяжелое положение, т.к. левый фланг от Тупернуме до Рауге был совершенно незащищён, послал 15 человек под командой прапорщика Клодта в подкрепление 3-й и 4-й ротам в виду того, что данковцы, стоявшие в резерве, разбежались, сгруппировавшись вокруг штаба бригады. Около 13 часов поручик Казагранди получил донесение от ординарца [18]: «Получен приказ; желающим быть живым — ехать в штаб, там развевается белый /116/
1З. Биржевые ведомости (Петроград). 1917 г., 10 октября; Голицын А Указ. соч. С. 161.
14. Голицын В. Указ. соч. С.161.
15. Фон Чихвиц. Указ. соч. С.122.
16. Голицын В. Указ. соч. с.161.
17. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 11 октября.
18. Голицын В. Указ.соч. С. 161.
флаг, там сдаются, кто не желает сдаваться, отправляйтесь направо, где виднеется красный флаг».
В это время батальон отступил, т. к. понес большие потери, причем ударники, встречая белые флаги, срывали их, не желай сдаваться в плен.
Командир Ревельского батальона смерти капитан 2-го ранга Шишко, узнав о решении штаба сдаться, передал ближайшему солдату свой темляк со словами: «Я не вернусь домой» и бросился с красным знаменем на винтовке, с оставшимися солдатами отбиваться от наседавшего противника. Будучи вскоре ранен, он крикнул: «Спасайтесь, кто не может спастись, погибайте так же, как я», и выстрелил в себя.
А в это время в д. Роге солдат невозможно было удержать. Они рвались... сдаваться в плен. 2-й батальон Козельского полка решил сдаться в плен полностью. Одна из частей перешла к немцам, выкинув белый флаг, с песнями [19]. Солдаты хватали ударников и насильно тащили их для сдачи в плен. Поймав поручика Зарницкаго, они обезоружили его и потащили в штаб, но он вырвался от них и застрелился из браунинга. С поручика Парамонова, прибывшего в штаб, сорвали оружие, но он отбился от солдат нагайкой, избежав насильственного плена.
Около 3-х часов поручик Андреев вместе с солдатом своей роты был отрезан от своей цепи конным разъездом противника и вынужден был спасаться в лодке, испорченной своим владельцем. После трёх часов плавания, на самой середине залива, они встретили русские тральщики, которые везли срочное приказание на имя начальника отряда или командира батальона смерти об эвакуации о. Моон. Поручик Андреев показал на карте точное расположение русских и немецких войск. Через несколько минут тральщики были уже около берега, и поручик Андреев передал донесение командиру батальона смерти [20]. В донесении предписывалось начальнику гарнизона генералу Мартынову, высшим офицером и комиссару Центрофлота Вишневскому эвакуироваться с острова, однако все они отказались покинуть остров и решили уйти последними [21]. Капитан 2-го ранга Шишко, сажая на транспорт своего унтер-офицера Чугунова, приказал: «Скажи Чугунов там, что нас бросили» [22].
С тральщиков были поданы шлюпки, которые начали быстро перевозить людей. Но это продолжалось около 25 минут, т.к. противник открыл огонь с миноносцев и гидропланов, вынудив суда отойти от берега [23].
Всего же из Ревельского морского батальона смерти удалось спастись 88 бойцам (120 на тральщиках и 60 на шлюпках) и 4-м офицерам. 6 офицеров погибло, а четырежды раненный командир батальона капитан 2-го ранга Шишко и прапорщик Тидерс попали в плен. Все бойцы батальона получили Георгиевские кресты, а матрос Шио-Валишвили, спасший знамя батальона, был награжден двумя георгиевскими крестами [24]. Несколько человек спаслись самостоятельно. Вот как об этом по горячим следам вспоминал делегат Центрофлота матрос Вишневский: «Вишневский, поручик Казагранди, корнет Полетика, пулеметчики Садратинов и Макаров и один подрывник решили бежать с о. Моон. На утлом челне под огнем гидропланов, в бурную погоду, пустились они по направлению к острову Даго. Часа четыре находились они в борьбе с противным ветром, со страшными волнами, пока их не прибило к какому-то островку, который сначала они приняли за германский.
Они приготовили свои карабины, чтобы дороже отдать жизнь, но в это время с острова раздались крики: «Наши, наши, не стреляйте». Они высадились на берегу, где их кое-как накормили, находившиеся на острове эстонцы»[25].
Итак, одним из участников боев за остров Моон был поручик Казагранди. О его жизненном пути известно немного.
Николай Николаевич Казагранди родился 28 октября 1886 г. в г. Верхнеудинске [26] в семье итальянского горного инженера, строителя байкальских железнодорожных туннелей [27] Николая Петровича Казагранди и его жены Ванды Николаевны. Был крещен в ноябре того же года в Спасской церкви г. Верхнеудинска [28]. В 1897 году был определен в гимназию в г. Владивостоке, но первый год обучения был для него неудачным. Пришлось повторить обучение в 1-м /117/
19. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 11 октября.
20. Голицын В. Указ. соч. С. 162.
21. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 11 октября.
22. Русское слово (Москва). 1917, 21 октября.
23. Голицын В. Указ. соч. С. 162.
24. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 14 октября.
25. Биржевые ведомости (Петроград). 1917, 11 октября.
26. Государственный архив Томской области (ΓΑΤΟ) Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. Л. 5.
27. Кручинин А.М. Падение красного Екатеринбурга. Екатеринбург, 2005. С. 166.
28. ΓΑΤΟ. Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. Л. 5.
классе. В связи с переездом в г. Томск ему пришлось учиться в 3-м классе дважды [29]. Учеба давалась ему трудно. Согласно аттестату зрелости и листа успеваемости за 6-й класс (1904-1905 гг.) по всем предметам он имел отметку — три [30].
Погон и знамена Ревельского морского батальона смерти. Реконструкция выполнена Константином Новиковым (г. Пермь).
В 1907 году, закончив 1-ю Томскую губернскую мужскую гимназию, решил поступить на медицинский факультет Томского Императорского университета, но в связи с отсутствием вакантных мест был принят на юридический [31]. Проучился два семестра в названном университете, но не смог оплатить за 2-й семестр, поэтому 3 апреля 1908 года забрал документы из университета [32]. Но тяга к знаниям у него не угасла, в 1908 г. Николай Казагранди поступил на юридический факультет Казанского университета, где, прослушав курс наук, был допущен к правительственному испытанию 9 января 1913 году, которое успешно выдержал [33].
В 1910 году решил принять русское гражданство [34], поэтому представил документы вице-губернатору г. Владивостока для принятия его в русское подданство. в 1911 г. вступил в брак с девицей Зоей Александровной Кривошеиной, слушательницей Казанских высших женских курсов [35]. Во время Великой войны добровольно пошел в армию, и 1 июня 1916 г. зачислен во Владимирское военное училище юнкером рядового звания на правах вольноопределяющегося 1-го разряда.
С 1 октября 1916 г. — унтер-офицер, с 14 октября 1916 г. — младший портупей-юнкер, а с 21 октября — старший портупей-юнкер.
1 декабря 1916 г. Казагранди был произведен в прапорщики с назначением на службу в 55-й пехотный запасной полк, но 3 декабря 1916 г. оставлен во временном прикомандировании к Владимирскому военному училищу в помощь младшим офицерам и назначен в 8-ю pоту [36].
Выбравшись на материк, примерно 8-9 октября, поручик Казагранди, видимо, вступил в командование Ревельским морским батальоном смерти. За эти бои, вероятнее всего, он был произведен в чин штабс-капитана и представлен к ордену Св. Владимира 4-й ст.
Остается неясным, когда он был произведен в подпоручики и поручики. Меньше чем за год Казагранди из прапорщика превратился в штабс-капитана.
29. ГАТО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 819. Л. 25.
30. ГАТО. Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. л. 4; Ф. 101. Оп. 1. Д. 819. Л. 25.
31. ΓΑΤΟ. Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. Л. 3.
32. ΓΑΤΟ. Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. л. 2.
33. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 977. Оп. л/д. Д. 3 8424. Лл. 10, 11, 12, 14, 15, 22, 25, 27.
34. ГАТО. Ф. 102. Оп. 4. Д. 995. Л. 7.
35. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 977. Оп. л/д. Д. 38424. Лл. 10, 11, 12, 14, 15, 22, 25, 27.
36. РГВИА Ф. 409. П/с 315-953. Л. 658, 658а, об.
Сибирский исторический альманах. Том 1: Гражданская война в Сибири. Красноярск: Типография «Знак», 2010. С. 113-118.
Кстати, первоисточник геррройских воспоминаний обнаружился в сети и господа историки, разумеется, верят ему до последнего слова: http://golitsyn.livejournal.com/578.html
Забавно, что пока ударники единственные держали оборону, на море сражались "революционные матросы" из Кронштадта - ничем не хуже ударников. И решение о защите Моонзунда была вынесено революционным Центробалтом, и поддержано большевиками. Дыбенко, в частности, отметился как председатель. Но об этих революционерах господа "мы-забыли-подвиг-предков-Великой-войны" писать явно не собираются. Этим они поддерживают славную традицию советской историографии, которая тоже "не замечала" ударников. Квиты.
Ну, и для сравнения - воспоминания о других ударниках из параллельной реальности.
К.Лихачев.
Карпаты. Фронт
Июнь 1917 года застал меня, рядового 3-й роты 8-го железнодорожного батальона, в Карпатских горах в Галиции.
…Прибыл к нам на станцию Татаров пулеметный батальон Керенского. У солдат и офицеров на фуражках – изображение черепа, на левом рукаве – черная нашлепка, а на ней – белые кости и опять же череп. Поглядели мои годки-солдаты – а все народ боевой, обстрелянный, порозу нанюхавшийся столько, что и внукам хватит, – говорят:
– Черепа-то нацепили, ишь как пугают, а пальчик поцарапают – мамку кричать станут.
– Щенки. Щей солдатских не хлебавши, пороху не нюхавши, прилетели. Тю, орлы! Чуть что – зараз мокрыми курами станут.
И верно, хоть и звались они «Ударным батальоном смерти», а на поверку вышло: только-только из юнкерского училища.
Пошли эти молодчики среди солдат ходить, стали пропаганду вести. Мол, кто против наступления говорит, тот шпион немецкий; русскую революцию спасать надо, а для этого в пер-/108/-вую голову немцев надо разгромить; правительство и Керенский, дескать, такие революционные, что дальше и ехать некуда. Мы слушаем, про себя посмеиваемся.
Заявились эти «ударники» и к нам в роту, пятеро их было. На фуражках – черепа, на рукавах – черепа, а на плечах, на погонах блеском блестят короны и вензеля: «А» с тройкой – царь Александр Третий, значит. Только заговорили, перебил я их:
– Что это на погончиках-то у вас? За кого воевать собрались, соколы?
Один, молоденький такой, а злющий, кулаки сжал, глазами в меня впился, ну, прямо насквозь проткнет.
– Революция не может стирать исторические имена, и мы должны их свято хранить.
Стоял рядом со мной Павел Косинов, из рабочих-путиловцев он, подошел к этому юнкеру, положил ему эта тяжеленько руки на плечи.
– Знаешь, – говорит, – как поступали мы с этой исторической ценностью?
И сорвал Павло с него погоны, бросил под ноги. Закричали юнкера о насилии, а мы ничего, слушаем. Покричали, покричали они и пошли жаловаться своему командиру.
Летопись Великого Октября. Апрель – октябрь 1917 г. М., «Советская Россия», 1958. С.109