К. Б. РАДЕК И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1918-1923 годах
В. А. Артемов
К. Б. РАДЕК И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1918-1923 годах
Первые годы развития советско-германских отношений после 1917 г, тесно связаны с именем Карла Бернгардовича Радека. Изучение его места и роли в их становлении позволяет понять сущность и направленность внешней политики большевистского правительства, РКП(б) и Коминтерна в отношении Германии, переплетение в ней догматических и прагматических установок. Радек не случайно считался в Советской России знатоком, экспертом по Германии. Свободное владение языком, знание немецких условий, неплохая подготовка в семинаре по международным отношениям у К. Лампрехта, личные связи в Германии — все это делало его незаменимым сотрудником Ленина, одной из ведущих фигур в первом советском НКИДе и Коминтерне [1]. Многoe из документов тех лет все еще остается за закрытыми дверями наших архивов, поэтому данное сообщение скорее лишь размышления историка на тему: мораль — идеология — политика на примере К. Радека.
Его концепция международных отношений дореволюционного периода была изложена в программной статье «Внешняя политика германской социал-демократии» (1909 г.) [2]. Для Радека внешняя политика заключалась в проведении революционной социалистической политики, верные наблюдения о росте англогерманских противоречий сочетались с тезисом о неизбежной скорой гибели капитализма, с пониманием антивоенной борьбы лишь как средства подготовки взрыва капиталистического общества. По его представлениям, революция возможна лишь как мировая революция, результатом которой будет боевой союз немецкого и российского пролетариата. Война 1914—1917 гг. опрокинула эти расчеты, предполагаемые «боевые классовые /129/ союзники» начали истреблять друг друга на европейских полях сражений.
После Октября 1917 г. надежды на спасение русской революции Радек возлагал на «старшего брата» — на немецкий рабочий класс и призывал к братскому союзу двух социалистических республик. Но германская революция не пошла по предполагаемому ленинскому или радековскому сценарию. Немцы хотели мира, хлеба и порядка, большинство рабочих удовлетворилось достигнутыми завоеваниями Ноябрьской революции. Леворадикальные группы, в том числе и коммунисты, в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств не имели подавляющего влияния, переговоры с лидерами германской революции были безуспешными, ибо устанавливать нормальные отношения с Советской Россией они не торопились, а взаимоотношения с руководством «Спартака» складывались для Радека отнюдь не блестяще. Хотя он и писал о том, что «мы похоронили с Розой все личное дерьмо», сама Роза Люксембург заявляла, что «нам не нужны эмиссары большевизма, большевизм должен оставаться со своей тактикой дома» [3]. Отсюда — осторожность и сдержанность Радека в его речи на Учредительном съезде КЛГ в конце 1918 г. Он старался избежать всего, что могло бы подстрекать к насилию и не пытался представить русскую революцию в качестве неоспоримого образца для Германии.
Тезис о «старшем брате» был тогда определяющим для тактики большевиков, затем роли поменялись — старшим братом стал выступать русский пролетариат, вернее, ЦК РКП(б). После ареста Радека в Берлине в феврале 1919 г. прокурор был вынужден дать следующее заключение о содержании его письма в ЦК КПГ: «Требований насилия, переворота путем насилия и подстрекательства классов в этом сочинении установить нельзя» [4].
В условиях тотальной изоляции Советской России Радек рассчитывал получить от буржуазной Германии то, чего он ранее надеялся добиться от будущей Советской Германии. Он обратился к планам развития торгово-экономических отношений с капиталистическим миром, выдвинутым летом 1918 г. В сентябре этого года он говорил: «Для этих стран (России и Германии. — В. А.), так отличающихся по своей структуре, достаточно, если их правительства поймут, что не в их интересах воевать друг с другом и что создание нового восточного фронта противоречит интересам Германии. Если обе страны при этом наладят торговые отношения, отвечающие взаимным интересам, то в этом были бы воплощены актуальные германо-советские интересы» [5]. Эта готовность к сосуществованию в экономической области /133/ приходилась на то время, когда советское правительство рассматривало предстоящую германскую революцию в качестве решающего момента в отношениях между нашими странами. Однако, в отличие от Г. Е. Зиновьева, Радек, пожалуй, единственный из близкого ленинского окружений сделал в январе-феврале 1919 г. не эйфорические, а более трезвые, реалистические выводы, несмотря на то, что его контакты с Москвой после ареста были крайне ограничены. Он предпринимает первую попытку зондажа готовности Германии к экономическому сотрудничеству, считая, что наши страны— парии послевоенной Европы должны объединить свои усилия против Антанты. Это было сделано без одобрения Ленина, но в духе его концепции. Отказа от идеи мировой революции этот тезис не означал, но фактически был сделан серьезный поклон в сторону политического прагматизма.
Этот зондаж осуществлялся через корреспондента газеты «Франкфуртер цайтунг», имевшего связи в немещсом МИДе. Письмо Радека из тюрьмы Моабит было передано тогдашнему министру иностранных дел У. фон Брокдорф-Ранцау, а затем опубликовано в книге Альфонса Паквэ «Дух русской революции» [6]. В нем подчеркивалось, что объединение усилий должно иметь экономическую природу, поскольку Антанта не может и не хочет помочь Германии, германская революция испытывает трудности, а Россия — нехватку технических кадров. Поэтому они самой судьбой предназначены для сотрудничества, невзирая на характер их правительств и общественное устройство.
Брокдорф-Ранцау, известный в Германии как «красный граф», понимавший, что Германия неизбежно проиграет в войне на два фронта, видел в свержении царизма необходимую предпосылку сепаратного мира с Россией [7]. Однако он не торопился с реакцией на письмо, ибо боялся, что установление экономических контактов будет воспринято Антантой как враждебный акт со стороны Германии [8]. Попытки отдельных немецких предпринимателей завязать такие контакты, действительно, расценивались как нежелательные и не .получали в то время поддержки. Не было возражений лишь по поводу сотрудничества с кооперативными, негосударственными организациями. Негативное воздействие оказывала монополия Советского государства на внешнеэкономические связи.
После смягчения тюремного режима К. Радек продолжил свои усилия по налаживанию советско-германских связей. Одним из наиболее постоянных его посетителей стал Вальтер Ратенау, председатель правления АЭГ, организатор материального снабже/134/ния Германии в годы войны, известный публицист и будущий министр иностранных дел в кабинете Вирта. Это были в корне противоположные люди, но их взгляды на перспективы советско-германских отношений удивительно совпали. На первой же встрече Ратенау изложил свое кредо: «Прочитайте мои книги. Маркс создал лишь теорию разрушения. В моих книгах Вы найдете теорию конструктивного социализма. Это первый научный шаг, сделанный после Маркса» [9]. Ратенау весной 1919 г. через своих представителей в России знал о желании советского правительства завязать тесные экономические отношения с Германией. Он пытался убедить президента Ф. Эберта в необходимости посылки в Россию большой экономической комиссии. Однако лишь после поворота в ходе гражданской войны в конце октября 1919 г. в позиции германского МИДа наступила заметная перемена, начались переговоры об обмене военнопленными и экономической кооперации. Но на политическое сближение немецкая сторона шла неохотно: во-первых, не хотели дразнить Антанту, во-вторых, этого не позволяли отношения между РКП(б) и немецкими социал-демократами.
Радековский зондаж и пропаганда необходимости сближения тем временем продолжались. Он опубликовал в «Цукунфт» статью «Германия и Россия» с подзаголовком «Статья написана в Моабите во время превентивного ареста специально для правильно ориентирующихся буржуа». Он убеждал немцев, что Советская Россия, выигравшая гражданскую войну, нуждается для восстановления своего хозяйства в помощи западных специалистов. Германия с ее избытком технически обученных кадров является, следовательно, идеальным партнером для России. Разный общественно-политический строй и оглядки на Антанту не могут быть длительным препятствием.для их сотрудничества. «Я спрашиваю здравомыслящих людей: разве может больное немецкое хозяйство, может ли государство, которое еще хочет жить, игнорировать другое великое государство из-за простого опасения, в то время, когда они оба так подходят друг другу?».
Радек явно предлагал брак по взаимному расчету. Он знал, что статью прочитают не только промышленники и торговцы, но и деятели КПГ и Коминтерна. Поэтому он заключал ее такими словами: «Я слишком мало дипломат, чтобы притворяться, будто верю в длительное существование нынешнего положения дел в Германии. Немецкая буржуазия не верит в нашу долгую жизнь. Следовательно, у нас сходные мнения. Поэтому мы могли бы обмениваться поставками медикаментов и сырья. Вы же не тре/124/буете от людей, продающих вам подштаники, свидетельства об их бессмертии!» [10].
На встрече 10 января 1920 г. в Берлине с представителями германского МИДа и АЭГ Радек призывал прекратить помощь Деникину и Колчаку. Со своей стороны, Советская Россия была готова отказаться от любого вмешательства во внутренние дела Германии. Однако результаты инициатив Радека на этом этапе были весьма незначительны. Да и трудно было ожидать иного, ибо действовавшая в Германии компартия уже тогда воспринималась как подрывная советская агентура. У Радека были контакты также с представителями так называемого «национал-большевизма», с теми, кого немецкий исследователь О. М. Шюддекопф назвал «левыми людьми справа» [11]. Это были сторонники избавления Германии от версальского диктата с помощью Советской России — барон Ойген фон Рейбниц, граф Ревентлов, из левых коммунистов — Г. Лауфенберг и Ф. Вольфгейм. Разделял ли сам Радек их взгляды? Рут Фишер в своих известных записках обвиняет Радека в национал-большевизме в сентябре 1919 г. Когда-де он получил известие о том, что армия Юденича стоит перед стенами Петрограда, он начал искать спасения в рядах националистически настроенных офицеров германской армии.
Радек вспоминал: «Рейбниц был первым представителем тех людей, которые получили название «националы-большевики» и с которыми я имел дело. В офицерских кругах он был не только защитником союза с Советской Россией, но даже сторонником так называемой «мирной революции». Он считал, что выполнение центральной задачи восстановления производительных сил Германии невозможно без национализации индустрии и создания производственных советов... В то время, когда рабочие будут вовлечены в фабзавкомы произойдет моральная революция и господствующие классы будут вынуждены под давлением пролетариата и интеллигенции передать власть» [12]. Целью подобной мирной революции должно было стать освобождение Германии от версальского диктата и заключение естественного союза с Россией. Наиболее известным публицистом этого направления был профессор Э. Ревентлов.
Радек был прежде всего коммунистом, т.е. видел цели движения в классовой борьбе, в ликвидации капитализма насильственным путем для освобождения рабочего класса. Пути к такому освобождения могут быть разными, но компартия не должна подчинять свои стратегические цели особым целям национальной буржуазии. Поэтому в 1919 г. он считал национал-большевистские лозунги в рядах компартии либо глупостью, либо чи/125/стейшей демагогией, для него всегда ценности буржуазной демократии были обманом и вздором, национальный момент — исторически временным, преходящим явлением. Заметим, что также относился к национал-большевизму и лидер так называемой «правой» оппозиции в КПГ А. Тальгеймер. Работа Радека «Внешняя политика германского коммунизма и гамбургский национальный большевизм» трижды публиковалась в Германии на немецком языке [13].
1919 г. показал Радеку, что революция в Германии не является вопросом ближайшего времени, а скорее делом грядущего поколения. И даже после успешной германской революции ее окончательная победа будет зависеть от перспектив пролетарского переворота в странах Антанты. В будущей коммунистической Германии нет места национал-большевистским иллюзиям, так как они по самой своей сути контрреволюционны. Отсюда — резкость Радека в отношении гамбургской коммунистической оппозиции. Однако сам Радек впадал в «революционный национализм», когда заявлял, что «активная защита Советской России пролетарскими массами всех стран является долгом, который нужно выполнять без оглядки на жертвы, если их потребует борьба». Можно, конечно, назвать это пролетарским интернационализмом, но скорее это был тот же самый национал-большевизм наизнанку.
В связи с этим трудно согласиться с мнением М.-Л. Гольдбах о том, что в период перехода к новой тактике единого фронта Радек оставался «единственным активным интернационалистом среди ведущих большевиков», а также и с оценкой У. Лернером Радека как «последнего интернационалиста» [14]. Деятельность Радека в области советско-германских отношений первого периода была больше определена защитой национальных и классовых интересов Советской России, чем заботой о судьбах германской революции.
В октябре 1921 г. в статье в «Правде» он обвинил немецкую буржуазию в пресмыкательстве перед Антантой и в непонимании ею своих жизненных интересов в сотрудничестве с Россией. В довольно оскорбительном тоне он заявил, что, видимо, в Германии «все быки вывезены во Францию, а все ослы остались в Министерстве иностранных дел» [15]. Немецкие руководители обвинялись в политической беспомощности и несостоятельности. Единственный разумный человек среди них — барон фон Мальцан, да и тот.... далее почти по Гоголю! Статья вызвала протест со стороны берлинского МИДа, и Чичерин постарался как-то все сгладить, заявив, что статья — личное дело Радека, а «Прав/126/да» не является правительственным органом. Тем не менее статья была перепечатана и в «Роте Фане» [16].
Подобного рода провоцирующее подталкивание немцев к России вполне можно поставить во взаимосвязь с пропагандой лозунга рабочего правительства, способного повлиять в дальнейшем на внешнеполитическую ориентацию страны. Коммунисты в рейхстаге прямо провозглашали союз с Советской Россией целью своей коммунистической политики.
Приход к руководству страной Й. Вирта и назначение на должность зав. отделом восточных стран МИДа А. Г. О. Мальцана Радек воспринял как позитивный момент в оформлении новой восточной политики Германии, хотя и оставлял место возможным альтернативам. Он намекал на возможность соглашения РСФСР с Францией за счет Германии в случае провала усилий Мальцана и Вирта по стабилизации отношений с Россией. Чичерин также видел в этом средство оказания давления на Германию.
В юбилейной статье «Пять лет революции» А. Луначарский констатировал в 1922 г.: «Мы оказались не в силах низвергнуть мировой капитал. Мировой капитал оказался не в силах низвергнуть Советское правительство в России... Мы одержали за эти пять лет в области дипломатии громадные победы, несмотря на то, что не добились никаких реальных результатов... Мы заставили себя уважать» [17]. Стремление «заставить себя уважать» вылилось в 1922 г. в две важные внешнеполитические акции советского правительства, РКП(б) и Коминтерна: в попытку организовать международную конференцию трех Интернационалов и в участие в международной экономической Генуэзской конференции.
6 января 1922 г. Верховный совет союзных держав в Каннах принял резолюцию о созыве международной экономической конференциях участием РСФСР. В каннских решениях говорилось, что одни нации не могут присваивать себе право диктовать другим нациям принципы, на основе которых те должны строить свою внутреннюю экономическую жизнь и свой образ правления; каждая страна имеет право избрать для себя собственную систему. В то же время выдвигалось требование возврата иностранной собственности и признания долгов прежних правительств. Это служило условием предоставления новых иностранных кредитов. В марте 1922 г. правительства Англии и Франции создали комиссию экспертов, которая выработала единую программу для предъявления ее Советской России, в которой очень остро стоял вопрос о старых долгах. /127/
Советское руководство решило принять участие в конференции. Тактика руководства Советской России была прямо связана с переходом РКП(б) к новой экономической политике. Кроме признания поражения ростков мировой пролетарской революции и господства реформистского сознания, налицо было воздействие мощных внутри- и внешнеполитических факторов. Рижские мирные договоры с Латвией (август 1920 г.) и Польшей (март 1921 г.), переход к нэпу, внешнеполитический интерес Советской России к тактике единого фронта в Европе, стремление прорвать изоляцию, естественно, потребовали от Радека теоретического и пропагандистского обоснования новой стратегии и тактики. Однако, делая в 1921 г. некоторые шаги в сторону новой тактики, Радек в мыслях оставался все же верен идее мировой революции, ее перманентного развития и экспорта революции как средства ее осуществления.
Для Радека — это новый этап, поворотный пункт, но никак не полная смена стратегии, которая оставалась прежней — подведение масс к социалистической революции хотя бы в отдельных странах. Поворот в тактике вызвал противодействие ряда компартий, в том числе французской, итальянской и «левых» в КПГ, которые увидели в нем прежде всего желание руководства Коминтерна унифицировать их деятельность, с одной стороны, и капитуляцию коммунистического движения перед социал-демократами — с другой. Они прямо связывали этот шаг с переходом РКП(б) к новой экономической политике [18].
Как отмечает А. Ю. Ватлин, К. Радек наиболее реалистично оценивал ситуацию на этапе признания спада революционной волны и ставил под вопрос близкую мировую революцию [19]. Уже в Германии Радек в письме на имя Г. Зиновьева сообщал о глубоком кризисе в КПГ в связи с убеждением, что революция кончилась, и из-за отсутствия надежных кадров в руководстве этой партии. «В рабочих массах настроение гнилое, — писал он. — Эти настроения — безусловные результаты нашего отступления. Люди ожидали, что мы сумеем чудо сделать, и оказывается, что это не умеем» [20].
Радек отправился в Германию для переговоров с представителями правительства и МИДа военных кругов и деловых людей этой страны. В составе делегации были также X. Раковский, Л. Красин и Н. Крестинский, которые должны были добиться согласия немецкого МИДа на подписание советско-германского соглашения о сотрудничестве до начала конференции в Генуе. Данная цель тогда не была достигнута, договор был подписан в ходе Генуэзской конференции. Это был известный Рапалльский договор. /128/
В ходе бесед с канцлером К. Й. Виртом, А. Г. О. Мальца-ном и генералом Г. Сектом Радек убедился в их готовности к дальнейшему сближению с Советской Россией. В принципе это был простой зондаж намерений немецкой стороны, так как полномочий подписывать какие-либо документы Радек не имел. Но, по заверениям немецких государственных деятелей, спасение Германии состояло в данный момент именно в укреплении связей с Россией [21]. Генерал Сект, кстати, подчеркнул, что общие цели Германии и России еще впереди. Все же это было тропинкой, ведущей к Рапалло. В тот момент переговоры не дали конструктивных решений, однако они привели к усилению сотрудничества в военной области.
По поручению Оргбюро ЦК РКП(б) от 13 января 1922 г., Радек в Берлине составил тезисы «Международное положение и перспективы нашей внешней политики», которые предназначались для членов советской делегации в Генуе. Он детально проанализировал интересы каждой из сторон, представленной на конференции, и сделал вывод о том, что эта конференция — этап борьбы между Англией и Францией по вопросам отношения к России, Германии, Турции и Балканам. «Всякие надежды на то, что конференция может кончиться признанием Советской власти, признанием ее кредитов, вполне тщетны. Равно тщетны надежды на то, что Генуя может быть агитационной трибуной для советской дипломатии. В лучшем случае она может открыть путь к сепаратным переговорам с разными государствами, с частными капиталистическими группами» [22].
Радек предлагал следующую линию поведения советской делегации на конференции: поддерживать пацифистских элементов буржуазии; не поднимать вопроса об отказе от Версальского договора; избегать всякой антигерманской политики; не выступать инициаторами вопроса о разоружении, заявив, что мы — «пацифисты»; в вопросе о долгах «торговаться как всякий обанкротившийся купец, но долги признать; занять самую неуступчивую и строгую позицию в вопросе о денационализации иностранной промышленности в России; в вопросе о внешней торговле поддерживать план создания не только смешанных обществ, но и предоставления иностранным концернам концессий на определенный срок, для определенных товаров, за определенные займы». Таковы были, по его мнению, минимальные требования, определяющие реалистическую платформу для заключения реальной сделки в Генуе.
Но больших лавров эта аналитическая работа ему не принесла. Напротив, в феврале 1922 г. из-за неудачного интервью /129/ корреспонденту французской газеты «Матэн», в котором он рассказал о переговорах с правительством Франции и допустил при этом выпады против Англии, Радек получил выговор от Ленина, готового отстранить его от всякой дипломатической работы. Чичерин написал об этом Ленину и с одобрения членов Политбюро Радек в Геную не попал. Однако Чичерин использовал сообщения Радека и Красина для определения линии советской делегации в Генуе. Он писал: «У тов. Красина и Радека обильные материалы, определяющие позицию иностранных правительств в этом вопросе (речь шла о долгах. — В. А.)» [23]. «Радек совершенно не годится в дипломаты» [24], — гласил ленинский вердикт. Однако поддержало его на плаву подписание Рапалльского соглашения в апреле этого года, ибо оно было целиком в духе прежних берлинских переговоров.
Цосле оккупации Рура Радек нанес в мае 1923 г. визит Мальцану и заверил того, что советское правительство употребит все свое влияние, чтобы ослабить попытки КПГ использовать кризис в революционных целях. В этой беседе Радек утверждал, что постарается убедить членов ЦК КПГ в ошибочности их тактики. На заседании ЦК в итоге была принята следующая резолюция: «Задача компартии состоит в том, чтобы открыть глаза широким мелкобуржуазным и национально ориентированным массам интеллигенции на то, что лишь рабочий класс после своей победы в состоянии защитить немецкую землю, сокровища немецкой культуры и будущее немецкой нации» [25]. Это был небольшой шаг вперед, сделанный по предложению Радека.
Напомним, что теоретик «правой» оппозиции в КПГ А. Таль-геймер писал в эти дни: «Германская буржуазия, как бы контрреволюционна она ни была во внутренней политике, в состоянии из-за трусости мелкобуржуазной демократии выступить на внешней арене объективно революционно, здесь она (по крайней мере временно) против своей воли революционна» [26]. Речь теперь шла, таким образом, о разном подходе к своей, немецкой, и чужой — французской — буржуазии.
После того как в борьбе против оккупантов в Руре был застрелен молодой немецкий офицер, националист Лео Шлагетер, Радек выступил 20 июня 1923 г. на пленуме ИККИ с программной речью в защиту единого фронта пролетаризированных, националистически настроенных мелкобуржуазных элементов, интеллигенции и коммунистов Германии в борьбе против империалистов Антанты. Он назвал Шлагетера «мужественным солдатом контрреволюции» и предложил другим «солдатам революции» почтить его память по-мужски честно. Радек обратился к /130/ немецким офицерам, чиновникам и другим представителям средних слоев, верившим в то, что фашизм может явиться реальной силой в национальном освобождении от Версальского диктата и поддавшимся влиянию националистической и фашистской пропаганды. Свобода Германии может быть завоевана рабочим классом в союзе с Советской Россией, со всеми некоммунистическими патриотическими силами, готовыми к национальному сотрудничеству. Объективно речь Радека была направлена на ослабление и раскол фашистского движения и не случайно он произнес ее сразу после доклада К. Цеткин о фашизме. Но эта речь имела также внешнеполитический прицел и полностью соответствовала решениям VIII съезда КПГ, провозгласившего дело нации делом рабочего класса. Радек говорил и о борьбе с оккупантами как о «всенародном деле». «Шлагетер не может уже больше слышать этой истины. Мы уверены, что сотни Шлагетеров ее услышат и поймут» [27], — призывал Радек.
Фашистская пресса выступила с ярыми нападками на «еврея Радека», националисты обошли пропаганду идеи молчанием, социал-демократы увидели в ней борьбу коммунистов за подрыв собственного влияния в массах. И не очень ошибались: коммунистическая пропаганда постоянно подчеркивала, что фашизм — враг № 1 коммунистического движения, пытаясь принизить значение противоречий между фашизмом и социал-демократически ориентированным рабочим движением и тем самым ослабляя возможности создания единого антифашистского фронта. М. Булгаков записал в это время в своем дневнике: «Кто знает, может, действительно мир раскалывается на две части — коммунизм и фашизм. Что будет — никому неизвестно» [28]. Лидер и теоретик немецких неоконсерваторов Мёллер ван ден Брук откликнулся на выступление К. Радека статьей «Путник в никуда» в журнале «Гевиссен» («Совесть»). Он увидел в речи Радека попытку Советской России преодолеть состояние изолированности, используя реальные противоречия между повергнутой Германией и победившей Францией и опираясь на национальные чувства немецкого народа. Но если Радек пытался найти союзников среди националистически настроенных мелкобуржуазных и пролетарских слоев немецкого народа, то М. ван ден Брук считал, что дело освобождения от версальского ярма может осуществить весь немецкий народ под руководством духовной элиты [29]. Речь, таким образом, шла о приоритетах и претензиях на руководство в антиверсальской борьбе Германии.
Прогерманская линия политики, проводимой Радеком в 1919—1923 гг., не оставляет сомнения. Она диктовалась внача/131/ле ориентацией на победу германской социалистической революции, после ее неудачи — на сближение РСФСР и Веймарской республики. Переход к новой тактике международного коммунизма в 1921—1923 гг. привел Радека к признанию тактики единого фронта не только для рабочих партий, но и для совместной борьбы с буржуазными национальными элементами Германии против Версальской системы. Серьезных успехов это направление не принесло и вызвало лишь антипатию к Радеку у левых элементов в КПГ. Это вело его к сближению &< Г. Брандлером и А. Тальгеймером, особенно во время и после событий 1923 г. Тем временем коммунистическая пресса всячески раздувала угрозу фашистского восстания летом 1923 г. и призывала к смотру боевых сил 29 июля этого года. Дело продвигалось к «немецкому Октябрю» 1923 г., который, по выражению Л. Рейснер, стал «огнем и пеплом»30 немецкого коммунизма.
1. См. подробнее: Артемов В. А. Карл Радек: идея и судьба. Воронеж, 2000.
2. Radeк К. Die äußere Politik der deutschen Sozialdemokratie. Как отмечал проф. Г. Лауфенберг, Радек не зря снискал себе репутацию «хорошего знатока международных поворотов в мировой политике». (Laufenberg H., Wolfheim F. Moskau und die deutsche Revolution. Hamburg, 1920. S. 35.)
3. Цит. по: Fischer R. Stalin und der deutsehe Kommunismus. Frankfurt a. M., 1950. S. 92.
4. Goldbach M-L. Karl Radek und die deutsch-sowjetischen Beziehungen. Bonn, 1975. S. 35, 39.
5. Radeк К. Die internationale Lage und die äußere Politik der Räteregierung. Berlin, 1919. S. 23.
6. См.: Paquet Α. Der Geist der russischen Revolution. Leipzig, 1919.
7. О Ранцау см.: Wengst U. Graf Brockdorf-Rantzau und die außenpolitischen Anfinge der Weimarer Republik. Frankfurt a. M., 1973; Krüger P. Die Außenpolitik der Republik von Weimar. Darmstadt, 1983. Брокдорф-Ранцау был одним из инициаторов переезда русских революционных эмигрантов в Россию через Германию. С конца 1922 г. — посол Германии в Москве.
8. Gоldbасh M.-L. Op. cit. Sé 42.
9. Ebenda. S. 48.
10. Die Zukunft. 1920. 7. Februar.
11. Schüddekopf O.-E. Linke Leute von rechts. Die national-revolutionären Minderheiten und der Kommunismus in der Weimarer Republik. Stuttgart, 1960; Idem. National-bolschewismus in Deutschland. 1918-1933. Frankfurt; Berlin; Wien, 1973.
12. Radeк К. Der deutsche November. S. 155. См.: Laufenberg H., Wolfheim F. Moskau und die deutsche Revolution. Hamburg, 1920. /132/
13. Радeк К. Внешняя политика германского коммунизма и гамбургский национальный большевизм // Радек К. Германская революция. М., 1925. Т. 2. С. 246, 249.
14. Gоldbасh M.-L. Op. cit S. 94-96; Lerner W. Karl Radek. The Last Internationalist. Stanford, 1970.
15. Правда. 1921. 15 окт.
16 См.: Gоldbасh M.-L. Op. cit. S. 104.
17. Луначарский А. Пять лет революции // Коммунистический Интернационал. 1922. № 23. С. 5976.
18. См.: Ватлин А. Ю. Рождение политики единого фронта: «русское измерение» // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 1. С. 152, 153; Он же. Коминтерн: первые десять лет. М., 1993; Sсhiеdеr Th. Die Entstehungsgeschichte des Rapallo-Vertrages // Historische Zeitschrift. 1967. № 204. S. 545-600; Gоldbасh M.-L. Op. cit. S. 107-109.
19. См.: Ватлин А. Ю. Рождение политики... С. 154.
20. Письмо К. Радека Г. Зиновьеву о положении в Германской компартии // Коминтерн и идея мировой революции: Документы. М., 1998. Док. № 92. С. 330.
21. См.: Там же. С. 334-336.
22. Радек К. Генуэзская конференция и задачи РСФСР // Там же. Док. № 99. С. 357.
23. Там же. С. 350.
24. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 176, 177.
25. Die KPD im eigenen Spiegel. Berlin, 1926. S. 104—106.
26. Коммунистический Интернационал. 1923. № 25. С. 6857—6864.
27. Pадeк К. Лео Шлагетер, бредущий в ничто // Радек К. Портреты и памфлеты. 2-е изд. М., 1934. Т. 1. С. 143—144.
28. Булгаков М. Под пятой. Мой дневник 1923 года // ЛГ-Досье. 1991. 5. С. 16.
29. Möller van den Bruck. Der Wanderer ins Nichts // Gewissen. 1923. № 26-2. Juli.
30. Рейснер Л. Избранное. M., 1965. С. 186—187. /133/
Исторические записки ВГУ. Вып. 7. Воронеж, издательство ВГУ, 2001. С.121-133.
К. Б. РАДЕК И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1918-1923 годах
Первые годы развития советско-германских отношений после 1917 г, тесно связаны с именем Карла Бернгардовича Радека. Изучение его места и роли в их становлении позволяет понять сущность и направленность внешней политики большевистского правительства, РКП(б) и Коминтерна в отношении Германии, переплетение в ней догматических и прагматических установок. Радек не случайно считался в Советской России знатоком, экспертом по Германии. Свободное владение языком, знание немецких условий, неплохая подготовка в семинаре по международным отношениям у К. Лампрехта, личные связи в Германии — все это делало его незаменимым сотрудником Ленина, одной из ведущих фигур в первом советском НКИДе и Коминтерне [1]. Многoe из документов тех лет все еще остается за закрытыми дверями наших архивов, поэтому данное сообщение скорее лишь размышления историка на тему: мораль — идеология — политика на примере К. Радека.
Его концепция международных отношений дореволюционного периода была изложена в программной статье «Внешняя политика германской социал-демократии» (1909 г.) [2]. Для Радека внешняя политика заключалась в проведении революционной социалистической политики, верные наблюдения о росте англогерманских противоречий сочетались с тезисом о неизбежной скорой гибели капитализма, с пониманием антивоенной борьбы лишь как средства подготовки взрыва капиталистического общества. По его представлениям, революция возможна лишь как мировая революция, результатом которой будет боевой союз немецкого и российского пролетариата. Война 1914—1917 гг. опрокинула эти расчеты, предполагаемые «боевые классовые /129/ союзники» начали истреблять друг друга на европейских полях сражений.
После Октября 1917 г. надежды на спасение русской революции Радек возлагал на «старшего брата» — на немецкий рабочий класс и призывал к братскому союзу двух социалистических республик. Но германская революция не пошла по предполагаемому ленинскому или радековскому сценарию. Немцы хотели мира, хлеба и порядка, большинство рабочих удовлетворилось достигнутыми завоеваниями Ноябрьской революции. Леворадикальные группы, в том числе и коммунисты, в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств не имели подавляющего влияния, переговоры с лидерами германской революции были безуспешными, ибо устанавливать нормальные отношения с Советской Россией они не торопились, а взаимоотношения с руководством «Спартака» складывались для Радека отнюдь не блестяще. Хотя он и писал о том, что «мы похоронили с Розой все личное дерьмо», сама Роза Люксембург заявляла, что «нам не нужны эмиссары большевизма, большевизм должен оставаться со своей тактикой дома» [3]. Отсюда — осторожность и сдержанность Радека в его речи на Учредительном съезде КЛГ в конце 1918 г. Он старался избежать всего, что могло бы подстрекать к насилию и не пытался представить русскую революцию в качестве неоспоримого образца для Германии.
Тезис о «старшем брате» был тогда определяющим для тактики большевиков, затем роли поменялись — старшим братом стал выступать русский пролетариат, вернее, ЦК РКП(б). После ареста Радека в Берлине в феврале 1919 г. прокурор был вынужден дать следующее заключение о содержании его письма в ЦК КПГ: «Требований насилия, переворота путем насилия и подстрекательства классов в этом сочинении установить нельзя» [4].
В условиях тотальной изоляции Советской России Радек рассчитывал получить от буржуазной Германии то, чего он ранее надеялся добиться от будущей Советской Германии. Он обратился к планам развития торгово-экономических отношений с капиталистическим миром, выдвинутым летом 1918 г. В сентябре этого года он говорил: «Для этих стран (России и Германии. — В. А.), так отличающихся по своей структуре, достаточно, если их правительства поймут, что не в их интересах воевать друг с другом и что создание нового восточного фронта противоречит интересам Германии. Если обе страны при этом наладят торговые отношения, отвечающие взаимным интересам, то в этом были бы воплощены актуальные германо-советские интересы» [5]. Эта готовность к сосуществованию в экономической области /133/ приходилась на то время, когда советское правительство рассматривало предстоящую германскую революцию в качестве решающего момента в отношениях между нашими странами. Однако, в отличие от Г. Е. Зиновьева, Радек, пожалуй, единственный из близкого ленинского окружений сделал в январе-феврале 1919 г. не эйфорические, а более трезвые, реалистические выводы, несмотря на то, что его контакты с Москвой после ареста были крайне ограничены. Он предпринимает первую попытку зондажа готовности Германии к экономическому сотрудничеству, считая, что наши страны— парии послевоенной Европы должны объединить свои усилия против Антанты. Это было сделано без одобрения Ленина, но в духе его концепции. Отказа от идеи мировой революции этот тезис не означал, но фактически был сделан серьезный поклон в сторону политического прагматизма.
Этот зондаж осуществлялся через корреспондента газеты «Франкфуртер цайтунг», имевшего связи в немещсом МИДе. Письмо Радека из тюрьмы Моабит было передано тогдашнему министру иностранных дел У. фон Брокдорф-Ранцау, а затем опубликовано в книге Альфонса Паквэ «Дух русской революции» [6]. В нем подчеркивалось, что объединение усилий должно иметь экономическую природу, поскольку Антанта не может и не хочет помочь Германии, германская революция испытывает трудности, а Россия — нехватку технических кадров. Поэтому они самой судьбой предназначены для сотрудничества, невзирая на характер их правительств и общественное устройство.
Брокдорф-Ранцау, известный в Германии как «красный граф», понимавший, что Германия неизбежно проиграет в войне на два фронта, видел в свержении царизма необходимую предпосылку сепаратного мира с Россией [7]. Однако он не торопился с реакцией на письмо, ибо боялся, что установление экономических контактов будет воспринято Антантой как враждебный акт со стороны Германии [8]. Попытки отдельных немецких предпринимателей завязать такие контакты, действительно, расценивались как нежелательные и не .получали в то время поддержки. Не было возражений лишь по поводу сотрудничества с кооперативными, негосударственными организациями. Негативное воздействие оказывала монополия Советского государства на внешнеэкономические связи.
После смягчения тюремного режима К. Радек продолжил свои усилия по налаживанию советско-германских связей. Одним из наиболее постоянных его посетителей стал Вальтер Ратенау, председатель правления АЭГ, организатор материального снабже/134/ния Германии в годы войны, известный публицист и будущий министр иностранных дел в кабинете Вирта. Это были в корне противоположные люди, но их взгляды на перспективы советско-германских отношений удивительно совпали. На первой же встрече Ратенау изложил свое кредо: «Прочитайте мои книги. Маркс создал лишь теорию разрушения. В моих книгах Вы найдете теорию конструктивного социализма. Это первый научный шаг, сделанный после Маркса» [9]. Ратенау весной 1919 г. через своих представителей в России знал о желании советского правительства завязать тесные экономические отношения с Германией. Он пытался убедить президента Ф. Эберта в необходимости посылки в Россию большой экономической комиссии. Однако лишь после поворота в ходе гражданской войны в конце октября 1919 г. в позиции германского МИДа наступила заметная перемена, начались переговоры об обмене военнопленными и экономической кооперации. Но на политическое сближение немецкая сторона шла неохотно: во-первых, не хотели дразнить Антанту, во-вторых, этого не позволяли отношения между РКП(б) и немецкими социал-демократами.
Радековский зондаж и пропаганда необходимости сближения тем временем продолжались. Он опубликовал в «Цукунфт» статью «Германия и Россия» с подзаголовком «Статья написана в Моабите во время превентивного ареста специально для правильно ориентирующихся буржуа». Он убеждал немцев, что Советская Россия, выигравшая гражданскую войну, нуждается для восстановления своего хозяйства в помощи западных специалистов. Германия с ее избытком технически обученных кадров является, следовательно, идеальным партнером для России. Разный общественно-политический строй и оглядки на Антанту не могут быть длительным препятствием.для их сотрудничества. «Я спрашиваю здравомыслящих людей: разве может больное немецкое хозяйство, может ли государство, которое еще хочет жить, игнорировать другое великое государство из-за простого опасения, в то время, когда они оба так подходят друг другу?».
Радек явно предлагал брак по взаимному расчету. Он знал, что статью прочитают не только промышленники и торговцы, но и деятели КПГ и Коминтерна. Поэтому он заключал ее такими словами: «Я слишком мало дипломат, чтобы притворяться, будто верю в длительное существование нынешнего положения дел в Германии. Немецкая буржуазия не верит в нашу долгую жизнь. Следовательно, у нас сходные мнения. Поэтому мы могли бы обмениваться поставками медикаментов и сырья. Вы же не тре/124/буете от людей, продающих вам подштаники, свидетельства об их бессмертии!» [10].
На встрече 10 января 1920 г. в Берлине с представителями германского МИДа и АЭГ Радек призывал прекратить помощь Деникину и Колчаку. Со своей стороны, Советская Россия была готова отказаться от любого вмешательства во внутренние дела Германии. Однако результаты инициатив Радека на этом этапе были весьма незначительны. Да и трудно было ожидать иного, ибо действовавшая в Германии компартия уже тогда воспринималась как подрывная советская агентура. У Радека были контакты также с представителями так называемого «национал-большевизма», с теми, кого немецкий исследователь О. М. Шюддекопф назвал «левыми людьми справа» [11]. Это были сторонники избавления Германии от версальского диктата с помощью Советской России — барон Ойген фон Рейбниц, граф Ревентлов, из левых коммунистов — Г. Лауфенберг и Ф. Вольфгейм. Разделял ли сам Радек их взгляды? Рут Фишер в своих известных записках обвиняет Радека в национал-большевизме в сентябре 1919 г. Когда-де он получил известие о том, что армия Юденича стоит перед стенами Петрограда, он начал искать спасения в рядах националистически настроенных офицеров германской армии.
Радек вспоминал: «Рейбниц был первым представителем тех людей, которые получили название «националы-большевики» и с которыми я имел дело. В офицерских кругах он был не только защитником союза с Советской Россией, но даже сторонником так называемой «мирной революции». Он считал, что выполнение центральной задачи восстановления производительных сил Германии невозможно без национализации индустрии и создания производственных советов... В то время, когда рабочие будут вовлечены в фабзавкомы произойдет моральная революция и господствующие классы будут вынуждены под давлением пролетариата и интеллигенции передать власть» [12]. Целью подобной мирной революции должно было стать освобождение Германии от версальского диктата и заключение естественного союза с Россией. Наиболее известным публицистом этого направления был профессор Э. Ревентлов.
Радек был прежде всего коммунистом, т.е. видел цели движения в классовой борьбе, в ликвидации капитализма насильственным путем для освобождения рабочего класса. Пути к такому освобождения могут быть разными, но компартия не должна подчинять свои стратегические цели особым целям национальной буржуазии. Поэтому в 1919 г. он считал национал-большевистские лозунги в рядах компартии либо глупостью, либо чи/125/стейшей демагогией, для него всегда ценности буржуазной демократии были обманом и вздором, национальный момент — исторически временным, преходящим явлением. Заметим, что также относился к национал-большевизму и лидер так называемой «правой» оппозиции в КПГ А. Тальгеймер. Работа Радека «Внешняя политика германского коммунизма и гамбургский национальный большевизм» трижды публиковалась в Германии на немецком языке [13].
1919 г. показал Радеку, что революция в Германии не является вопросом ближайшего времени, а скорее делом грядущего поколения. И даже после успешной германской революции ее окончательная победа будет зависеть от перспектив пролетарского переворота в странах Антанты. В будущей коммунистической Германии нет места национал-большевистским иллюзиям, так как они по самой своей сути контрреволюционны. Отсюда — резкость Радека в отношении гамбургской коммунистической оппозиции. Однако сам Радек впадал в «революционный национализм», когда заявлял, что «активная защита Советской России пролетарскими массами всех стран является долгом, который нужно выполнять без оглядки на жертвы, если их потребует борьба». Можно, конечно, назвать это пролетарским интернационализмом, но скорее это был тот же самый национал-большевизм наизнанку.
В связи с этим трудно согласиться с мнением М.-Л. Гольдбах о том, что в период перехода к новой тактике единого фронта Радек оставался «единственным активным интернационалистом среди ведущих большевиков», а также и с оценкой У. Лернером Радека как «последнего интернационалиста» [14]. Деятельность Радека в области советско-германских отношений первого периода была больше определена защитой национальных и классовых интересов Советской России, чем заботой о судьбах германской революции.
В октябре 1921 г. в статье в «Правде» он обвинил немецкую буржуазию в пресмыкательстве перед Антантой и в непонимании ею своих жизненных интересов в сотрудничестве с Россией. В довольно оскорбительном тоне он заявил, что, видимо, в Германии «все быки вывезены во Францию, а все ослы остались в Министерстве иностранных дел» [15]. Немецкие руководители обвинялись в политической беспомощности и несостоятельности. Единственный разумный человек среди них — барон фон Мальцан, да и тот.... далее почти по Гоголю! Статья вызвала протест со стороны берлинского МИДа, и Чичерин постарался как-то все сгладить, заявив, что статья — личное дело Радека, а «Прав/126/да» не является правительственным органом. Тем не менее статья была перепечатана и в «Роте Фане» [16].
Подобного рода провоцирующее подталкивание немцев к России вполне можно поставить во взаимосвязь с пропагандой лозунга рабочего правительства, способного повлиять в дальнейшем на внешнеполитическую ориентацию страны. Коммунисты в рейхстаге прямо провозглашали союз с Советской Россией целью своей коммунистической политики.
Приход к руководству страной Й. Вирта и назначение на должность зав. отделом восточных стран МИДа А. Г. О. Мальцана Радек воспринял как позитивный момент в оформлении новой восточной политики Германии, хотя и оставлял место возможным альтернативам. Он намекал на возможность соглашения РСФСР с Францией за счет Германии в случае провала усилий Мальцана и Вирта по стабилизации отношений с Россией. Чичерин также видел в этом средство оказания давления на Германию.
В юбилейной статье «Пять лет революции» А. Луначарский констатировал в 1922 г.: «Мы оказались не в силах низвергнуть мировой капитал. Мировой капитал оказался не в силах низвергнуть Советское правительство в России... Мы одержали за эти пять лет в области дипломатии громадные победы, несмотря на то, что не добились никаких реальных результатов... Мы заставили себя уважать» [17]. Стремление «заставить себя уважать» вылилось в 1922 г. в две важные внешнеполитические акции советского правительства, РКП(б) и Коминтерна: в попытку организовать международную конференцию трех Интернационалов и в участие в международной экономической Генуэзской конференции.
6 января 1922 г. Верховный совет союзных держав в Каннах принял резолюцию о созыве международной экономической конференциях участием РСФСР. В каннских решениях говорилось, что одни нации не могут присваивать себе право диктовать другим нациям принципы, на основе которых те должны строить свою внутреннюю экономическую жизнь и свой образ правления; каждая страна имеет право избрать для себя собственную систему. В то же время выдвигалось требование возврата иностранной собственности и признания долгов прежних правительств. Это служило условием предоставления новых иностранных кредитов. В марте 1922 г. правительства Англии и Франции создали комиссию экспертов, которая выработала единую программу для предъявления ее Советской России, в которой очень остро стоял вопрос о старых долгах. /127/
Советское руководство решило принять участие в конференции. Тактика руководства Советской России была прямо связана с переходом РКП(б) к новой экономической политике. Кроме признания поражения ростков мировой пролетарской революции и господства реформистского сознания, налицо было воздействие мощных внутри- и внешнеполитических факторов. Рижские мирные договоры с Латвией (август 1920 г.) и Польшей (март 1921 г.), переход к нэпу, внешнеполитический интерес Советской России к тактике единого фронта в Европе, стремление прорвать изоляцию, естественно, потребовали от Радека теоретического и пропагандистского обоснования новой стратегии и тактики. Однако, делая в 1921 г. некоторые шаги в сторону новой тактики, Радек в мыслях оставался все же верен идее мировой революции, ее перманентного развития и экспорта революции как средства ее осуществления.
Для Радека — это новый этап, поворотный пункт, но никак не полная смена стратегии, которая оставалась прежней — подведение масс к социалистической революции хотя бы в отдельных странах. Поворот в тактике вызвал противодействие ряда компартий, в том числе французской, итальянской и «левых» в КПГ, которые увидели в нем прежде всего желание руководства Коминтерна унифицировать их деятельность, с одной стороны, и капитуляцию коммунистического движения перед социал-демократами — с другой. Они прямо связывали этот шаг с переходом РКП(б) к новой экономической политике [18].
Как отмечает А. Ю. Ватлин, К. Радек наиболее реалистично оценивал ситуацию на этапе признания спада революционной волны и ставил под вопрос близкую мировую революцию [19]. Уже в Германии Радек в письме на имя Г. Зиновьева сообщал о глубоком кризисе в КПГ в связи с убеждением, что революция кончилась, и из-за отсутствия надежных кадров в руководстве этой партии. «В рабочих массах настроение гнилое, — писал он. — Эти настроения — безусловные результаты нашего отступления. Люди ожидали, что мы сумеем чудо сделать, и оказывается, что это не умеем» [20].
Радек отправился в Германию для переговоров с представителями правительства и МИДа военных кругов и деловых людей этой страны. В составе делегации были также X. Раковский, Л. Красин и Н. Крестинский, которые должны были добиться согласия немецкого МИДа на подписание советско-германского соглашения о сотрудничестве до начала конференции в Генуе. Данная цель тогда не была достигнута, договор был подписан в ходе Генуэзской конференции. Это был известный Рапалльский договор. /128/
В ходе бесед с канцлером К. Й. Виртом, А. Г. О. Мальца-ном и генералом Г. Сектом Радек убедился в их готовности к дальнейшему сближению с Советской Россией. В принципе это был простой зондаж намерений немецкой стороны, так как полномочий подписывать какие-либо документы Радек не имел. Но, по заверениям немецких государственных деятелей, спасение Германии состояло в данный момент именно в укреплении связей с Россией [21]. Генерал Сект, кстати, подчеркнул, что общие цели Германии и России еще впереди. Все же это было тропинкой, ведущей к Рапалло. В тот момент переговоры не дали конструктивных решений, однако они привели к усилению сотрудничества в военной области.
По поручению Оргбюро ЦК РКП(б) от 13 января 1922 г., Радек в Берлине составил тезисы «Международное положение и перспективы нашей внешней политики», которые предназначались для членов советской делегации в Генуе. Он детально проанализировал интересы каждой из сторон, представленной на конференции, и сделал вывод о том, что эта конференция — этап борьбы между Англией и Францией по вопросам отношения к России, Германии, Турции и Балканам. «Всякие надежды на то, что конференция может кончиться признанием Советской власти, признанием ее кредитов, вполне тщетны. Равно тщетны надежды на то, что Генуя может быть агитационной трибуной для советской дипломатии. В лучшем случае она может открыть путь к сепаратным переговорам с разными государствами, с частными капиталистическими группами» [22].
Радек предлагал следующую линию поведения советской делегации на конференции: поддерживать пацифистских элементов буржуазии; не поднимать вопроса об отказе от Версальского договора; избегать всякой антигерманской политики; не выступать инициаторами вопроса о разоружении, заявив, что мы — «пацифисты»; в вопросе о долгах «торговаться как всякий обанкротившийся купец, но долги признать; занять самую неуступчивую и строгую позицию в вопросе о денационализации иностранной промышленности в России; в вопросе о внешней торговле поддерживать план создания не только смешанных обществ, но и предоставления иностранным концернам концессий на определенный срок, для определенных товаров, за определенные займы». Таковы были, по его мнению, минимальные требования, определяющие реалистическую платформу для заключения реальной сделки в Генуе.
Но больших лавров эта аналитическая работа ему не принесла. Напротив, в феврале 1922 г. из-за неудачного интервью /129/ корреспонденту французской газеты «Матэн», в котором он рассказал о переговорах с правительством Франции и допустил при этом выпады против Англии, Радек получил выговор от Ленина, готового отстранить его от всякой дипломатической работы. Чичерин написал об этом Ленину и с одобрения членов Политбюро Радек в Геную не попал. Однако Чичерин использовал сообщения Радека и Красина для определения линии советской делегации в Генуе. Он писал: «У тов. Красина и Радека обильные материалы, определяющие позицию иностранных правительств в этом вопросе (речь шла о долгах. — В. А.)» [23]. «Радек совершенно не годится в дипломаты» [24], — гласил ленинский вердикт. Однако поддержало его на плаву подписание Рапалльского соглашения в апреле этого года, ибо оно было целиком в духе прежних берлинских переговоров.
Цосле оккупации Рура Радек нанес в мае 1923 г. визит Мальцану и заверил того, что советское правительство употребит все свое влияние, чтобы ослабить попытки КПГ использовать кризис в революционных целях. В этой беседе Радек утверждал, что постарается убедить членов ЦК КПГ в ошибочности их тактики. На заседании ЦК в итоге была принята следующая резолюция: «Задача компартии состоит в том, чтобы открыть глаза широким мелкобуржуазным и национально ориентированным массам интеллигенции на то, что лишь рабочий класс после своей победы в состоянии защитить немецкую землю, сокровища немецкой культуры и будущее немецкой нации» [25]. Это был небольшой шаг вперед, сделанный по предложению Радека.
Напомним, что теоретик «правой» оппозиции в КПГ А. Таль-геймер писал в эти дни: «Германская буржуазия, как бы контрреволюционна она ни была во внутренней политике, в состоянии из-за трусости мелкобуржуазной демократии выступить на внешней арене объективно революционно, здесь она (по крайней мере временно) против своей воли революционна» [26]. Речь теперь шла, таким образом, о разном подходе к своей, немецкой, и чужой — французской — буржуазии.
После того как в борьбе против оккупантов в Руре был застрелен молодой немецкий офицер, националист Лео Шлагетер, Радек выступил 20 июня 1923 г. на пленуме ИККИ с программной речью в защиту единого фронта пролетаризированных, националистически настроенных мелкобуржуазных элементов, интеллигенции и коммунистов Германии в борьбе против империалистов Антанты. Он назвал Шлагетера «мужественным солдатом контрреволюции» и предложил другим «солдатам революции» почтить его память по-мужски честно. Радек обратился к /130/ немецким офицерам, чиновникам и другим представителям средних слоев, верившим в то, что фашизм может явиться реальной силой в национальном освобождении от Версальского диктата и поддавшимся влиянию националистической и фашистской пропаганды. Свобода Германии может быть завоевана рабочим классом в союзе с Советской Россией, со всеми некоммунистическими патриотическими силами, готовыми к национальному сотрудничеству. Объективно речь Радека была направлена на ослабление и раскол фашистского движения и не случайно он произнес ее сразу после доклада К. Цеткин о фашизме. Но эта речь имела также внешнеполитический прицел и полностью соответствовала решениям VIII съезда КПГ, провозгласившего дело нации делом рабочего класса. Радек говорил и о борьбе с оккупантами как о «всенародном деле». «Шлагетер не может уже больше слышать этой истины. Мы уверены, что сотни Шлагетеров ее услышат и поймут» [27], — призывал Радек.
Фашистская пресса выступила с ярыми нападками на «еврея Радека», националисты обошли пропаганду идеи молчанием, социал-демократы увидели в ней борьбу коммунистов за подрыв собственного влияния в массах. И не очень ошибались: коммунистическая пропаганда постоянно подчеркивала, что фашизм — враг № 1 коммунистического движения, пытаясь принизить значение противоречий между фашизмом и социал-демократически ориентированным рабочим движением и тем самым ослабляя возможности создания единого антифашистского фронта. М. Булгаков записал в это время в своем дневнике: «Кто знает, может, действительно мир раскалывается на две части — коммунизм и фашизм. Что будет — никому неизвестно» [28]. Лидер и теоретик немецких неоконсерваторов Мёллер ван ден Брук откликнулся на выступление К. Радека статьей «Путник в никуда» в журнале «Гевиссен» («Совесть»). Он увидел в речи Радека попытку Советской России преодолеть состояние изолированности, используя реальные противоречия между повергнутой Германией и победившей Францией и опираясь на национальные чувства немецкого народа. Но если Радек пытался найти союзников среди националистически настроенных мелкобуржуазных и пролетарских слоев немецкого народа, то М. ван ден Брук считал, что дело освобождения от версальского ярма может осуществить весь немецкий народ под руководством духовной элиты [29]. Речь, таким образом, шла о приоритетах и претензиях на руководство в антиверсальской борьбе Германии.
Прогерманская линия политики, проводимой Радеком в 1919—1923 гг., не оставляет сомнения. Она диктовалась внача/131/ле ориентацией на победу германской социалистической революции, после ее неудачи — на сближение РСФСР и Веймарской республики. Переход к новой тактике международного коммунизма в 1921—1923 гг. привел Радека к признанию тактики единого фронта не только для рабочих партий, но и для совместной борьбы с буржуазными национальными элементами Германии против Версальской системы. Серьезных успехов это направление не принесло и вызвало лишь антипатию к Радеку у левых элементов в КПГ. Это вело его к сближению &< Г. Брандлером и А. Тальгеймером, особенно во время и после событий 1923 г. Тем временем коммунистическая пресса всячески раздувала угрозу фашистского восстания летом 1923 г. и призывала к смотру боевых сил 29 июля этого года. Дело продвигалось к «немецкому Октябрю» 1923 г., который, по выражению Л. Рейснер, стал «огнем и пеплом»30 немецкого коммунизма.
1. См. подробнее: Артемов В. А. Карл Радек: идея и судьба. Воронеж, 2000.
2. Radeк К. Die äußere Politik der deutschen Sozialdemokratie. Как отмечал проф. Г. Лауфенберг, Радек не зря снискал себе репутацию «хорошего знатока международных поворотов в мировой политике». (Laufenberg H., Wolfheim F. Moskau und die deutsche Revolution. Hamburg, 1920. S. 35.)
3. Цит. по: Fischer R. Stalin und der deutsehe Kommunismus. Frankfurt a. M., 1950. S. 92.
4. Goldbach M-L. Karl Radek und die deutsch-sowjetischen Beziehungen. Bonn, 1975. S. 35, 39.
5. Radeк К. Die internationale Lage und die äußere Politik der Räteregierung. Berlin, 1919. S. 23.
6. См.: Paquet Α. Der Geist der russischen Revolution. Leipzig, 1919.
7. О Ранцау см.: Wengst U. Graf Brockdorf-Rantzau und die außenpolitischen Anfinge der Weimarer Republik. Frankfurt a. M., 1973; Krüger P. Die Außenpolitik der Republik von Weimar. Darmstadt, 1983. Брокдорф-Ранцау был одним из инициаторов переезда русских революционных эмигрантов в Россию через Германию. С конца 1922 г. — посол Германии в Москве.
8. Gоldbасh M.-L. Op. cit. Sé 42.
9. Ebenda. S. 48.
10. Die Zukunft. 1920. 7. Februar.
11. Schüddekopf O.-E. Linke Leute von rechts. Die national-revolutionären Minderheiten und der Kommunismus in der Weimarer Republik. Stuttgart, 1960; Idem. National-bolschewismus in Deutschland. 1918-1933. Frankfurt; Berlin; Wien, 1973.
12. Radeк К. Der deutsche November. S. 155. См.: Laufenberg H., Wolfheim F. Moskau und die deutsche Revolution. Hamburg, 1920. /132/
13. Радeк К. Внешняя политика германского коммунизма и гамбургский национальный большевизм // Радек К. Германская революция. М., 1925. Т. 2. С. 246, 249.
14. Gоldbасh M.-L. Op. cit S. 94-96; Lerner W. Karl Radek. The Last Internationalist. Stanford, 1970.
15. Правда. 1921. 15 окт.
16 См.: Gоldbасh M.-L. Op. cit. S. 104.
17. Луначарский А. Пять лет революции // Коммунистический Интернационал. 1922. № 23. С. 5976.
18. См.: Ватлин А. Ю. Рождение политики единого фронта: «русское измерение» // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 1. С. 152, 153; Он же. Коминтерн: первые десять лет. М., 1993; Sсhiеdеr Th. Die Entstehungsgeschichte des Rapallo-Vertrages // Historische Zeitschrift. 1967. № 204. S. 545-600; Gоldbасh M.-L. Op. cit. S. 107-109.
19. См.: Ватлин А. Ю. Рождение политики... С. 154.
20. Письмо К. Радека Г. Зиновьеву о положении в Германской компартии // Коминтерн и идея мировой революции: Документы. М., 1998. Док. № 92. С. 330.
21. См.: Там же. С. 334-336.
22. Радек К. Генуэзская конференция и задачи РСФСР // Там же. Док. № 99. С. 357.
23. Там же. С. 350.
24. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 176, 177.
25. Die KPD im eigenen Spiegel. Berlin, 1926. S. 104—106.
26. Коммунистический Интернационал. 1923. № 25. С. 6857—6864.
27. Pадeк К. Лео Шлагетер, бредущий в ничто // Радек К. Портреты и памфлеты. 2-е изд. М., 1934. Т. 1. С. 143—144.
28. Булгаков М. Под пятой. Мой дневник 1923 года // ЛГ-Досье. 1991. 5. С. 16.
29. Möller van den Bruck. Der Wanderer ins Nichts // Gewissen. 1923. № 26-2. Juli.
30. Рейснер Л. Избранное. M., 1965. С. 186—187. /133/
Исторические записки ВГУ. Вып. 7. Воронеж, издательство ВГУ, 2001. С.121-133.