Описание: Эта книга удивительным образом отличается от многих написанных про генерала Корнилова. Ее автор - Резак Бек Хан Хаджиев на протяжении нескольких лет был близок к известному генералу и возглавлял его личный конвой из Текинского конного полка, сформированный из жителей Туркмении. С восточной прямотой офицер Хан Хаджиев пишет о своем генерале - "Великом бояре", как называли Корнилова преданные ему всадники из Азии. Книга рассказывает о первых боях Добровольческой армии и трагической смерти генерала Л.Г. Корнилова.
Познавательная книжечка. Мемуарист, конечно, обладает даром вездесущего и автоматически угадывает, кто из впервые увиденных им людей хороший, а кто плохой. Много болтологии об Аллахе и провидении, которое спасает в последний момент... а потом не спасает.
Людей, пришедших к Верховному с недобрыми намерениями, я узнавал, казалось мне, при одном взгляде на них, так же узнавал и людей искренних.
* * *
В момент второго прицеливания послышался голос Аллаха, посланный Им через подошедшего мужика.
Автор - офицер, закончивший Тверское училище, прибыл на фронт в Текинский полк. Много рассказов об обстановке внутри него. Выясняется, что русские офицеры, которые хорошо относились к туркменам и интересовались их нуждами - наперечет, остальным на текинцев было плевать, и текинцы им платили тем же. Вот зарисовочка, как встретили автора штабные - напомню, корнета кадрового училища.
Не успел я окончить свои прыжки, как мне было приказано Ароном выпить вмиг азиатскую чашку коньяку за опоздание из отпуска, прежде, чем явиться к командиру полка, который, по их словам, был на меня зол, как Зыкач (так его называли офицеры в интимной беседе).
— На стол! — затем было приказано Ароном. — Танцуйте между бутылками так, чтобы ваши звериные копытца не касались стекла с благородным напитком.
— Нет, лучше пусть он изобразит Анну Павлову. Я хочу балет, хочу балет!.. — говорил кто-то тоже из «веселых». Я чувствовал себя неважно от выпитого коньяка и еле стоял на ногах.
— Зверь, что же вы, голубчик, стоите и не исполняете приказание старого ротмистра... а?
Здесь ротмистр, красный, веселый от выпитого вина, пустил одно словечко, свойственное кавалеристу. Я вскочил на стол. Вообразите меня, благосклонный читатель, в роли балетной танцовщицы Анны Павловой, на крохотном столике, да еще на голодный желудок. Подчиняясь приказанию, я начал исполнять мой номер. Увы, балет был бы продолжен, если бы со мной не случилось одно происшествие, которого не случается, конечно, с Анной Павловой. В самый разгар моего исполнения вдруг от выпитого коньяка голова закружилась, и весь выпитый драгоценный напиток вышел фонтаном наружу.
— Назар, убери этого зверя, а то он вообразил, что в родных лесах, — крикнул ротмистр, и я тотчас же был выведен в соседнюю комнату хохотавшими у дверей Назаром и вестовым Сердара Баба.
Блаааааародные нраааавы...
Что, мало? Пляши ещё! Пляши ещё, СЦУКА!!!
— Командующий приказал пригласить вас к общему столу, — сообщил мне князь, входя в купе, где я собирался обедать с моим спутником — прапорщиком.
— Посему, — продолжал князь, беря меня за кушак халата и таща за собой в свое купе, — извольте до дна! Что? Вы отказываетесь исполнить мое приказание?! Да еще приказание старого ахтырца!.. Сто пятьдесят прыжков! — приказал он, указывая мне место посредине купе.
Нечего было делать! Подобрав полы халаты и ятаган, я пустился прыгать. На диване со стаканами вина сидела группа гвардейцев, хохотавших до упада, глядя на эту картину. Отмахав 150 прыжков, проклиная всех князей на свете, потный, я вмиг проглотил стакан коньяка, прямо, не моргая и смотря в глаза князя, как он приказал это сделать.
— А теперь по-приятельски перейдем с тобой на «ты» и пойдем отведать генеральский обед! — сказал он, целуя меня.
Неудивительно, что встреча со служившим в Туркестане Корниловым, которого автора упорно именует Верховным, произвела на туркмен очаровывающее воздействие.
Генерал Корнилов, быстро укротив нервного и горячего жеребца, вскочил на него с легкостью молодого джейрана, по меткому выражению туркмен, и галопом направился к замершему полку.
В это время вырвавшийся и бегавший по полю жеребец нагнал генерала Корнилова.
Генерал, желая избегнуть несчастья, спокойно соскочил с лошади в тот момент, когда передние ноги нагнавшего коня были на его седле.
— Эй, молодец джигит! — пронесся шепот в строю среди туркмен, удивленных и пораженных хладнокровием генерала.
Это происшествие оставило глубокое и хорошее впечатление о первой встрече с генералом на туркмен.
В итоге Корнилов стал сенсеем автора и его путеводной звездой в борьбе за Россию. А автор, даром, что туркмен - ярый русский патриот, да. Особенно забавно было читать про большевиЦких агитаторов в Могилеве - это, по мнению автора, сплошь евреи в солдатских костюмах, которые ходили между солдат, коварно раздавали им спички и агитировали против Корнилова. Вот ведь жиды проклятые!
После виденных сценок я долго удивлялся умению агитаторов вызывать молчаливого солдата на разговоры — папиросами, спичками, шутками и вообще всеми средствами, подходившими к данной обстановке. А сколько пачек папирос и спичек было роздано ими сегодня солдатам, чтобы разжечь и восстановить их против начальников и смутить еще больше ум, и без того помутившийся от всех событий! Видя их и слушая их разговоры, я подумал: «За зло злом, а за добро добром получишь рано или поздно! Чем больше ты будешь сеять зло, тем скорее встретишь конец свой. Покой души у тебя с этого дня нарушен, и он вернется только тогда, когда омоется твоя кровь кровью же! А ведь нет тайного преступления на свете, которое в конце концов не стало бы явным. За преступлением всегда следует строгое наказание.
Так рассуждали наши предки. Пройдут годы, века, но кровь, выпущенная из горла невинных людей благодаря подлой маклерской шре беспринципных людей ради сегодняшней личной цели, будет возмещена кровью же. Она прольется в виде бунта, войны, революции и чего бы то ни было, но прольется! Люди долго будут искать причину, но главная причина — закон Всемогущего Ахалла — закон возмездия!
И прочее белогвардейское в лучших традициях "англичанка гадит":
Глядя в его глаза, я прочитал и окончание: «Еще Россия не дошла до положения Персии. Мы придем помочь ей тогда, когда она окончательно развалится и когда русские полки не будут угрожать нашей Индии».
...А я про себя подумал: -«Обманутая, преданная, униженная и одинокая моя родина, Великая Русь!!»
Но тем не менее, градус мемуаристского вранья не настолько силен, как мог бы быть и из книги видно через восхваления и переживания, чем на самом была история Корнилова. Авантюристический и бессмысленный переход с полком текинцев из Могилева, во время которого дезертируют конюхи и трубачи, офицеры забывают взять патроны, население недружелюбно встречает полк (это из-за агитации большевиков, да-да-да!), а в конце концов один батальон просто сдается в плен, а текинцы, и так отстававшие по одному от отряда, разбегаются в панике. Потом белый Ростов с его пассивным офицерским гарнизоном, Ледяной поход с удачными боями и массовыми расправами над пленными, вешание большевиков под военные вальсы Корниловского оркестра (кинематографичная сцена, однако), святая упертость Корнилова в свою правоту и печальный конец Верховного.
Мною было приказано джигитам покончить все дело одним холодным оружием — ножами, ятаганами, а огнестрельное пустить в ход лишь в крайности. Я вышел в коридор на мгновение, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Шах Кулы обратился ко мне:
— Хан, а ведь мы забыли помолиться. Давайте, джигиты, помолимся. О, ты единственный спутник наш, Аллах. Не оставь нас без своей милости, если мы погибнем сегодня. Не осрами нас, если останемся в живых!» — закончил молитву Шах Кулы.
— Джигиты, рубите, совершенно не стесняясь, эту сволочь — как на ученье в Ахале! — расслышал я слова Шах Кулы, возвращаясь в приемную.
Это автор, если что, рассказывает, как готов был защитить Верховного при аресте его Керенским.
Кстати о классовом подходе. Был тут у меня один инжэнэр, который обиделся, когда я сказал, что такую интеллюхенцию, как они, советская власть за контрреволюцию стреляла и стрелять будет. Ну? И чего он обиделся? Я же был прав.
Много помог Добровольческой армии союз инженеров и техников, который, во-первых, сорвал забастовку, восстановив электричество и водопроводы, а во-вторых, работал на поездах для передвижения войск. Рабочих уже на поездах не было, и их место занимали инженеры, техники, небольшое число студентов. Этот же союз нес также техническую работу на фронте.
Сравните:
Типография была оцеплена джигитами, и Баба Хан заявил рабочим, что никто из них не выйдет отсюда живым, если к утру не будет напечатано требуемое количество воззваний. К трем часам утра было напечатано их несколько тысяч, и Баба Хан вернулся ко мне, чтобы сообщить об этом.
Ну, и особенно отжигает автор, рассказывая о Корнилове, который, если присмотреться, лажал, что иногда даже автор не выдерживает.
— Ах, мерзавец! Негодяй! Предал нас! — повторял он. Глядя на Верховного, у меня мелькнула мысль: насколько прав был старый Курбан Ага, назвавший в Быхове Верховного соколом. Он действительно был похож на него даже и в том, что, кидаясь на самом близком расстоянии на жертву, сокол бывает слеп и совершенно не замечает присутствия над ней сети, раскинутой для ловли его самого. При сильном ударе по жертве колья, поддерживающие сеть, вместе с нею падают на сокола, и он остается в плену. Так и здесь. Сидя в Быхове, Верховный знал о намерениях немцев на Западном фронте, о предательстве большевиков, о том, что ожидает Россию, а физиономию предателя, стоявшего перед ним, он не мог разгадать, и какому-то ничтожному мужику он доверил самое дорогое — свою жизнь и жизнь тех, кто безропотно шел за ним, веря в его гений.
* * *
— Эй, бояр, сердар и полководец, что случилось с тобой, что ты был сегодня так неосторожен?! Ты ведь хорошо знал, в каких руках находится полк? Почему не вел его сам и заранее не принял мер предосторожности? Кроме того, ведь тебе вчера было известно о присутствии врага в Унече и в Клинцах, а ты, отдав себя и нас в руки первого встречного мужика, повел на смерть.
— Эй, рябята, что вы тут делаете? Ведь вам же не дозволено убивать его! Смотри, брат Егор, ежели за последствие сможешь ответ держать перед судьей, то убей! — произнес он.
Это был один из членов комитета, находившийся в хате во время моего допроса, который шел тоже в Унечу.
Ну, и вишенка на торте.
Большевики предложили отряду сдаться на милость, но командир отряда полковник Ширяев приказал офицерам:
— Лучше умереть, чем видеть позор нашей поруганной Родины!
Моряки сомкнутыми рядами пошли на большевиков, и из их отряда осталось не больше пяти-шести человек, очень тяжело раненных. Генерал Марков, очевидец боя, доложил Верховному о гибели славных моряков.
— Честь и слава им! — произнес, перекрестившись, Верховный и в отмщение за их смерть приказал генералу Маркову разнести Батайск артиллерийским огнем.
— Посылайте туда зажигательные снаряды! — приказал Верховный, но когда генерал Марков напомнил ему о глубоком снеге, которым покрыт Батайск, он отменил данное приказание.
И много других красивостей типа того, как Корнилов приказал убить без патронов пленного немца-красногвардейца и 14-летний кадет на глазах Вождя разбил ему голову прикладом. Короче, познавательная, очень познавательная книга, маст-хэв, рассказ о жизни текинского полка с 1916 по 1918-й вышел неплохой. Да и автор, решивший свалить от дела спасения белого дела после смерти Вождя - тоже любопытный персонаж.
P.S.
— Что же ты реджэ (ремень, соединяющий рукоятку ятагана с ножной) не освобождаешь? Потом будет поздно, — кричал один джигит другому.
Ремень этот служит для того, чтобы горячий джигит без нужды не вытаскивал свой ятаган, рукоятка которого, будучи прикреплена этим ремешком к ножнам, не дает вспыльчивому джигиту вытащить его моментально, а требует две-три секунды для освобождения. Это придумано старыми опытными туркменами для того, чтобы горячий джигит в эти две-три секунды мог еще раз подумать, что он хочет сделать, да и присутствующие в это время могли бы его удержать.
Туркменские воины настолько суровы, что даже на холодное оружие ставят предохранитель, чтобы не убить кого-нибудь сгоряча!